Андрей Трегубов - Могло быть и так, или Эльфы тоже люди

Змея забралась на грудь женщины, порылась в складках опалённой одежды, раскрыла пасть… и вгрызлась в плоть. Втиснулась в рану внутрь грудной клетки. Тель закрыла рот ладонью и отвернулась, Сайлас судорожно вздохнул, Грим не отрывал взгляд и глотал крупицы магии, исходившей от тела.

— Что она там делает, хирурга эта? — с интонациями профессионального маньяка или реабилитолога поинтересовался Грим.

— Целует сердце. Отдаёт ей свою жизнь, — тихо отозвалась Тель.

— Пафос убавь… Она сейчас оживёт, а у нас сил нет — её по второму кругу мочить.

— У неё тоже сил не будет… По слухам.

— Оружие есть у кого? Палка, дубинка, хоть кол какой? — всерьёз занервничал колдун, наблюдая, как змея выбирается из раны. По белой чешуе струилась кровь. Змея свернулась на груди хозяйки и замерла. Жрица не дышала.

— Не получилось у неё. Сейчас и сама умрёт. — Прошептала Тель. — Пойдём Сокола искать?

Сайлас кивнул, а Грим с облегчением выдал:

— Х…ровая из неё хирурга…

Тель не обратила на него внимания:

— А кому ты СМС отправлял? Пашке?

— И Пашке, и Хельге, — ответил Магистр. — Предложил ей помочь нам ещё раз.

— У неё бензина не хватит. И смелости, — хмыкнул Грим, вставая.

— Ты не позвонишь ей? Убедиться, — тревожно спросила Тель, вглядываясь в примятую траву в том месте, где оставила Сокола.

…Хельга не брала трубку.

— Не меня ищете? — донёсся голос Кирилла из зарослей сирени, остриженных кубом. — А то я тут слегка… уполз.

— Безпонтовое у тебя укрытие, — Грим выглядел счастливым. — Больше на клетку похоже. Птичью.

И колдун принялся вытаскивать кама из куста.

Генрих едва дождался ночи. Тем немногим, кто спрашивал о его самочувствии, он отвечал, что ему явилась Мать и её ребёнок, но была не довольна.

Поселение засыпало, а он нервничал всё сильнее, слушая дыхание соседей. Понимал, что, придя сюда, сообщив о Подземных и исчезнув в первую же ночь за пределы поселения, он навлечёт на себя подозрения.

Наконец, серые угомонились. Четырнадцатый, едва дыша, встал и направился к выходу. Сложнее было спрятаться на улице, где некоторые по привычке вели ночной образ жизни, сидели вокруг костров. Кое у кого глаза отливали алым — полуэльфы. Генрих насторожился и попытался запомнить их в лицо, потом проверить номера. Не нравилась ему такая ситуация на пороге открытой войны с тёмными. Впрочем, где им ещё быть? Полукровкам не доверяет никто.

Генрих пробрался мимо дозорных и спустился к лесу, где был разбит лагерь его тёмных. Сердце стучало ровно и гулко. Он понимал, что эльфы уже знают о его присутствии и ждут. Он остановился, проверил стилеты в рукавах и перешёл на тепловое зрение. У костра в паланкине лежала фигура, двое сидели рядом, двое ошивались поблизости, ещё четверых не было. Подозрительно не наблюдалось лучников, и жена, хоть замёрзла, но была вполне жива вопреки ожиданиям. Генрих смутился и позволил себе немного расслабиться. По крайней мере, дроу не планировали сразу нападать…

Четырнадцатый слушал и наблюдал, приближаясь к костру ровным шагом, слышал своё дыхание и движения тёмных, обернувшихся ему навстречу… Собрался, напрягся, рассчитывая возможную оборону свою и жены у костра…

Тишину ночи разорвал резкий оглушительный детский плач. Дроу подпрыгнули от неожиданности, кто-то тихо выругался. Фигура в паланкине зашевелилась, привстала, повозилась. Тепловым зрением её было видно, но не понятно, что она делает. А потом из-за занавески в горшок с водой плюхнулась тряпка. По запаху, разнёсшемуся над поляной, стало понятно, чем её испачкали.

— Здравствуй, — обратился к Генриху один из сидевших у костра, а второй с обречённым видом поднял горшок и поволок к кустам.

Четырнадцатый вернул зрение в нормальный спектр.

— Мне две вещи не понятны, — продолжал сидевший, — как в таком маленьком существе вмещается так много звука и так много какашек.

— Он здесь? Мой сын? — сурово уточнил Генрих, не спеша верить.

— Где ж ему ещё быть, — рассеянно улыбнулся тот. — Загляни сам.

«И повернусь к тебе спиной…» — с ухмылкой додумал Четырнадцатый.

— Милая? — позвал он, но из паланкина донеслась лишь неясная возня.

Один из стилетов скользнул в руку, Генрих приготовился к нападению как со спины, так и из паланкина…

Внутри в душной темноте лежала полураздетая женщина и кормила грудью ребёнка. Почувствовав свежесть, Двести-сорок-вторая открыла впавшие усталые глаза. Сначала испугалась, потом узнала.