Энгус Уэллс: Гнев Ашара

Ее старушечья кожа приобрела в таком освещении здоровый оттенок, серебряные волосы превратились в сияющие красновато-розовые. На востоке небо было темным, за исключением места, где низко висящий диск коснулся хребта Гадризелов, и высокие пики гор отразили свет обратно — так что горизонт словно бы осветила огненная полоса. В иные дни и в иные времена Галина получала удовольствие от этого зрелища, но теперь оно напоминало о близящемся пламени, словно само небо возвещало о приходе Посланца. Галина сощурила глаза, все еще зоркие, несмотря на прошедшие годы, и медленно отвела их от городских стен, взглянув ниже. Широкие аллеи и просторные площади Эстревана гудели и бурлили, ибо тех, кто сновал здесь днем, сменили те, кто предпочитал выходить ночью. И Галина отворила свой разум бездне чувств и страстей, наводнявших улицы внизу. Там преобладало ощущение радости, довольства и предвкушения приятных минут: обычные чувства для Святилища Сестер.

Они рассмеялись бы, если бы узнали, подумала Галина. А сама я почувствовала бы страх? Хоть кто-нибудь из них помнит?

Она приглушила свой внутренний слух, отключившись от шума множества душ, и направила мысли на текущие дела. Сестра Галина достаточно много времени потратила на поиск и созерцание, но так и не отыскала даже намека на какой-то иной исход. Она подробно обсуждала вопрос со старшими из Сестер, и они каждый раз приходили к одному-единственному неизбежному заключению: либо действовать, либо смотреть, как пламя пожрет мир. Похоже, ничего больше не оставалось, и действовать надлежит ей. Совершить, быть может, достаточно невеликое действие — но именно то самое, которое, подобно камню-голышу, покинувшему край горного обрыва, приведет в движение все прочие камни, и вот уже целая лавина загромыхает вниз, дабы запрудить опасный поток.

Хотя не исключено, что булыжник упадет незамеченным. Как всегда, она могла лишь верить и надеяться на толкование Книги Кирье. Это все, что ей оставалось, все, в чем она была уверена, — как верила в то, что будущее ее мира зависит от осуществления ее решения.

Вздохнув, она позволила себе на миг расслабиться, взыскуя Мира Госпожи. Твердый камень под ладонями помогал ей успокоиться. Уж хотя бы Эстреван-то выстоит: Кирье знала, что делала, когда выбрала эту отдаленную местность для священного города, который приютил Книгу.

Уединение обеспечивало равно телесную и духовною безопасность для тех, кто предпочел жить внутри этих стен. Кирье определила, что тем, кто станет искать благой участи, необходимо одолеть препятствия, дабы решимость их укрепилась. Обнесенный камнем, город мог вынести осаду, во время которой обитатели жили бы за счет накопленных припасов из окрестных хозяйств и воды источников, питавших фонтаны и купальни. Но миролюбивые горожане были вполне способны защититься в случае необходимости, хотя местоположение Эстревана и делало вероятность нападения ничтожно малой. Вокруг него раскинулась Гадризелская равнина, переходя на юге и западе в пустынные Неведомые Земли, а с востока и севера ограниченная неприступными хребтами Гадризелов и Аозин. Единственный перевал, охраняемый солдатами Тамура, находился на высоком Морфахе. За Гадризелами лежала Кормийская Пустыня, ставшая кладбищем не одному войску, а по ту сторону Лозин, надежной преграды для любых дикарей с юга, находился доблестный Тамур — самое боеспособное из Трех Королевств.

Посланец станет первым делом искать богатства Королевств, сказала себе Галина. Прежде чем повернуть Орду на запад к Эстревану, он должен пойти из лесов Белтревана на юг, по дороге, что бежит вниз по течению Идре к Лозинским Крепостям, и целью его будет Андурел. Любой другой выбор может подставить тылы врагов силам Королевств, так что Андурелу неизбежно суждено стать первой целью нападающих. И, возможно, это их погубит. Может ли Орда не разбиться о политые кровью камни Лозинских Крепостей, как разбился Великий Союз Друла? Или о стены самого Андурела? Но если враги и преуспеют во взятии крепостей, пусть даже Андурела, то Морфахский перевал сможет удержать горстка бойцов.

Она еще сильнее надавила ладонями на подоконник, ропща в душе на свою уклончивость. Лиссе видела лесной пожар и слышала молву о Белтреване, здесь не оставалось и места для сомнений. Разве что Галина усомнилась бы в самой Книге — но это означало усомниться во всем, что она знала и делала в жизни, лишить себя цели и смысла существования, не оставив в душе ничего. Она привела в порядок мысли, отвергнув роскошь благодушия.