Владимир Кузнецов - Лед

— Пэт, — вдруг спросил он, скосившись на руку Руа. — Ты перстень не носишь, потому что надоел или мастера с размером не угадали?

Вопрос для чемпионов Лиги был не таким уж глупым: дух кубка был ревнивым и не любил, когда игроки относились к нему без должного уважения. Командные бокоры рекомендовали носить перстень не снимая до начала нового сезона. После этого, наоборот, ни под каким видом не надевать его, особенно на игры. А сейчас межсезонье только началось.

— Я его продал, — ответил Патрик. — Очень нужны были деньги.

Нилан некоторое время смотрел на него как на идиота. Дженни тоже.

— Ты совсем тронулся? — спросил, наконец, тафгай. — Сколько ты за него выручил? Двадцать баксов? Тридцать?

— Больше. Нашелся хороший покупатель, — ушел от ответа Патрик.

— Даже если так, — не сдавался Крис. — На кой тебе деньги? Тебе мало платят?

— Деньги нужны очень, — спокойно ответил Руа. — Они и тебе не помешают, приятель.

— Зачем, не скажешь? — скривился в саркастичной гримасе Нилан. Патрика это не проняло. Обернувшись к товарищу, он медленно и внятно произнес.

— Чтобы пережить третью американо-советскую.

Нилан несколько секунд смотрел на вратаря недоуменно, потом взорвался хохотом, с силой хлопнув его по плечу.

— Только не говори мне, что ты стал одним из этих параноиков и собираешься строить бункер под домом! Это лажа, Пэт! Никто даже не знает, существуют ли Советы или на месте Мамы-России теперь безжизненная радиоактивная пустыня.

Патрик скосился на Джен. Та пожала плечами, что примерно значило: «Меня не спрашивай. Я из лаборатории не выходила.»

— бункер строить не собираюсь, — мотнул головой Руа. — Просто хочу ухать подальше на северо-запад. Может в Исландию.

— Шанго всемогущий, — похоже, Нилан окончательно уверился, что приятель не шутит. — И как скоро?

— Не знаю еще, — пожал плечами Патрик. — Думаю, пока еще поиграю. Хочу стать лучшим вратарем в истории Лиги.

— Достойная цель, — прокашлявшись, выдал Нилан. — Знаешь, для рекрута у тебя отличное чувство юмора.

Руа снова пожал плечами, быстро перемигнувшись с Джен.

Весна в Монреале вошла в полную силу. Впереди было короткое, полное жизни северное лето. И совсем уж далекая, но неизбежная зима. Новая зима.

«Монреаль Варлокс» — «Флеймин Тайгерс оф Калгари», Финал Кубка Стенли, первая игра. Май, 16-е

Каким бы долгим и трудным ни был путь, как ни петлял он, огорошивая внезапными поворотами, в финальном его отрезке всегда есть момент, когда все — и прошлое и будущее — вдруг представляется отчетливым и ясным, а туман сомнений отступает. Не потому, что разум вдруг складывает воедино бесконечную россыпь мозаики событий, не потому, что приходит откровение свыше. Это момент, когда внутренний стержень становится достаточно крепким, чтобы не поддаться внешнему давлению. И тогда человек становится выпущенной стрелой, в сердце которой нет зла, а есть лишь понимание, что у конце ее полета кто-то должен будет упасть.

«Флеймин Тайгерс оф Калгари» — команда, победа над которой кажется соблазнительно легкой. Это не «Эдмонтон Сталкерз», которых еще осенью все без исключения прочили в чемпионы. Это даже не китобои Хартфорда, не Ледяные тролли Квебека, не «Кримсон Лифз оф Торонто». Это Калгари, клуб в Новой эпохе разу не добиравшийся даже до финала дивизиона. Если быть честным, то основан он был в Атланте в семьдесят втором, где не снискал ни славы, ни популярности и был продан в Калгари, родной клуб которой, «Тигры» не пережил Пробуждения — а точнее упадка, который постиг город после. Так из игроков «Атланта Флеймз» и сомнительной гордости «Калгари Тайгерс» получился клуб, с которым «Монреаль Варлокс» предстояло сразиться за Кубок Стенли.

— Две минуты! — зычный голос Гейни выгоняет из головы отстраненные мысли. Голоса раздевалки из негромких и осторожных становятся резкими, почти злыми. Агенты и даже рекруты выгоняют из себя предыгровой страх — чувство, которое известно всем без исключения спортсменам.

Прошло семь дней с их победы над «Сейджес» — достаточно времени, чтобы отдохнуть и собраться с силами. У Калгари не было такой возможности — победная игра против Сент-Луиса прошла позавчера.

Служебная часть «Олимпик Сэдлдом», домашней арены Пылающих Тигров, напоминает античный лабиринт, полный нафталиновых призраков давнего прошлого. Белесые цилиндры люминесцентных ламп нервно моргают, краска стен во многих местах растрескалась и облупилась. Удивительно, как сильно Пробуждение повлияло на эти места: в пятидесятых Калгари был процветающим городом, наравне с Эдмонтоном жирея на богатых нефтяных месторождениях провинции Альберта, а уже спустя десять лет оказался на грани исчезновения. Пустошь поглотила нефтяные скважины, и понадобилось почти десятилетие, чтобы вернуть хоть какую-то их часть. Калгари отвоевали свое право на жизнь в суровой борьбе на два фронта: с духами Пустоши и технологиями Нового Времени. Нефть перестала быть ключевым ресурсом, область ее использования ограничилась сложной нефтехимией: пластиками, синтетическими материалами, ароматическими углеводородами, так что вернуться на прежние позиции не получилось — как впрочем, любому из городов Северной Америки. Эдмонтон, столкнувшись с теми же бедами, выжил благодаря новой профессии, освоенной его мужчинами. Парни с инженерным образованием, часто не лишенные колдовских талантов, уходили в Пустошь Альберты и приносили из старых, скованных вечным льдами, нефтяных заводов реликты ушедшей эпохи. Добыча шла в основном на переработку — редкоземельные металлы, сложные сплавы, катализаторы, химические реактивы. Со временем, само собой, ходоков становилось все меньше, но специализация Эдмонтона на редких материалах и реликтовых технологиях обеспечила ему место в новом мире.