Наталья Лебедева - Малахит

— Так этот засранец его содрал, и все! Это же такая дубина, которую нельзя не почувствовать!

— Он не мог…

— Что — не мог?!

— Не ори на меня! — Алмазник тоже повысил голос, и гнев Берковского поутих.

— Он не мог содрать маячок, — сказал принц тихо, — потому что я прикрепил его к тому же месту, к какому крепится королевская печать Камней. Он не стал бы сдирать маячок, потому что одновременно содрал бы и печать. И снять его он тоже никому не дал бы, потому что у него приказ не давать никому дотрагиваться до печати.

— Значит маяк — дерьмо!

— Нет. Это значит, что псина вернулась домой.

Берковский и Алмазник уселись в машину.

— Кладбище в Черкассах, — бросил Берковский водителю и поднял звуконепроницаемое стекло. — Теперь расскажи мне, принц, все, что ты не договорил.

— Я все сказал.

— А про печать? Что там у него за печать?

— А-а, это… Просто, когда наследники бежали, Опал умудрился прихватить с собой королевскую печать. А поскольку принцы все время скитаются, Нефрит и придумал хранить печать на шее у своего пса. Тот будет защищать ее любой ценой.

— Как же ты сумел подвесить маячок?

— Пес лежал у меня дома связанный. Ты бы видел, как он извивался — веревки трещали. Пришлось купить в магазине не только маяк, но и инъекцию снотворного.

Алмазник говорил спокойно, но упомянув о снотворном, почему-то вдруг взорвался:

— И вообще, почему я тут отчитываюсь перед тобой, как мальчик?! Что ты меня допрашиваешь? Да ты знаешь, что я мог пристукнуть пса, снять печать, вернуться в Камнелот и потребовать признать меня наследником. Печать все-таки что-то значит! А я оставил ее на месте и сделал все, чтобы найти для тебя проход в Камни!..

— И ты хочешь сказать, — на губах Берковского появилась кривая усмешка, — что все это ты сделал из бескорыстной любви ко мне?

Алмазник промолчал. Отвернувшись от собеседника, принц смотрел на улицу.

— Я скажу тебе, почему ты не взял печать. Ты струсил — в очередной раз. Я нужен тебе там, в Камнелоте. Ты не знаешь, что делать без меня — даже с печатью. Ты не способен на жесткие поступки. Вот и все. Ты точно знаешь, что я сделаю тебя королем вернее, чем все печати мира. А теперь скажи, что, пес шлялся один, без хозяев? Или ты снова упустил наследников?

Конечно, Алмазник снова их упустил. Принц и сам смутно понимал, что борьба за власть — не его дело. Он был рожден торговцем и в мире Берковского вполне мог бы возглавить крупную торговую корпорацию, но не политическую партию. То, что он делал в Камнях, он делал по большей части из мести. И кроме того, он жаждал справедливости — такой, какой он сам ее понимал.

Отчаявшись добыть для Берковского приличных камней, Алмазник направился в Златоград. С недавнего времени тамошняя знать заинтересовалась его товарами и охотно меняла на них вполне приличные золотые безделки.

Алмазник любил этот город — он был почти так же красив, как Камнелот, да и строился камнелотскими мастерами, которым предки нынешнего короля платили, не скупясь.

Когда он появился здесь верхом на рыжем кинессийском жеребце, небо над городом пламенело фейерверками. Принц нахмурил было в удивлении лоб, но тут вспомнил, что празднуют День рождения королевы. По случаю праздника площадь перед дворцом была полна народа. Люди собрались посмотреть на взлетавшие над парком потешные огни, посмеяться шуткам комедиантов, выпить пива, сплясать и спеть в хорошей компании под аккомпанемент медных инструментов собственного производства.

Во дворце Алмазник, которого здесь знали и допускали к королеве беспрепятственно, нашел такую же толчею, какая царила на площади. Держа в руках крохотные серебряные тарелочки с закусками, дворяне переходили из зала в зал. Кто-то стремился в парк — смотреть фейерверки, кто-то возвращался оттуда, насмотревшись всласть. Большой парадный зал был наполнен музыкой и танцующими парами. Пробиться к трону, на котором восседала именинница, было невозможно. Там стояла толпа подхалимов, расточающих комплименты стареющей и безобразно толстой жене государя. Она же милостиво улыбалась им, в мнимом смущении прикрывая веером вульгарно накрашенное лицо.

Алмазник взял у проходившего мимо слуги бокал с вином и блюдце с кусочками каких-то фруктов и, ожидая, когда можно будет подойти к королеве со словами поздравления и набором косметики «Люмине» в качестве подарка, принялся за еду. Он клал в рот кусочки фруктов, отпивал вино из бокала и время от времени поглядывал на короля. Серебро был невысоким и суетливым. Когда-то пышная его шевелюра сильно поредела, седые волосы казались легкими, словно пух, и сквозь них просвечивала кожа головы, краснеющая, стоило монарху рассмеяться. Он был весь мягкий и кругленький, но язык не поворачивался назвать его толстым — потому что рядом с ним сидела настоящая жирная туша. Платина всегда была крупной женщиной. Она была выше своего мужа и шире его в плечах, но в последнее время начала стремительно толстеть. Алмазник видел, как она сидит на троне: Платина слегка наклонилась влево, и ее жирный бок навис над полом. Она смеялась, и бок трясся так, что казалось, его кусок сейчас оторвется и упадет, издав влажный звук, с которым шмякается на стол кусок сырого теста. Изъяны королевской кожи не могла скрыть уже никакая косметика, оба подбородка Платины были покрыты жесткими серыми волосками… И несмотря на все это Серебро относился к своей жене с нежностью. Он и сейчас ворковал с ней, снизу вверх заглядывал в глаза и как ребенок радовался ее смеху.