К. Кадор: Той же монетой

Ниссан настоял на тридцати; священник безмолвно взирал на это указание, как на воистину великий страх цирюльника, что священнику помешало положить в карман десятью зардами больше, помимо тех пяти, которые он заработал.

Выйдя из храма, Ниссан облегченно вздохнул. Он почувствовал себя настолько обновленным, что остановился у Помоста для Экзекуции поглазеть в толпе зевак на Королевскую Милость.

Когда сон не вернулся, Ниссан принялся возносить хвалу Анахите и ее священникам, наполняя патетическими гимнами уши своих клиентов, и даже не требовал с храма платы за новообращенцев.

Меж тем Шамаш, священник, не ликовал. На четвертый день, будучи, во внезапном и небывалом порыве религиозности, он решил, что Богиня прокляла его за присвоение тех десяти зардов и вознамерился исповедаться у Гудеи, главного служителя культа.

Шамаш вошел в роскошные покои Гудеи, тот поднял глаза от стола, вырезанного из монолитного куска малахита и сказал скучным голосом:

— Мне сказали, что ты хочешь исповедаться в грехе. Согрешил ли ты против Богини?

— Да.

— Каким образом?

— Я утаил от казны десять зардов, полученные сверх положенной платы. Богиня разгневалась на меня…

— Довольно. Проклятие положено между тобой и Богами. Верни двадцать зардов Храму, ищи мира с Богами и сними проклятие у священников Дома Гнева.

— Повинуюсь, Отец мой.

С внутренним трепетом Шамаш приблизился к Храму Семи Вилний, который в народе называли Домом Гнева. Он всегда недолюбливал это место из-за толпы нищих, окружавших храм, словно мухи, прекрасно понимая, что тот, кто идет обрести мир с властителями божественного гнева, будет щедрее обычного, надеясь смягчить милостыней ярость богов.

Проявив уважение к чину священника Анахиты, Шамаша не заставили ждать, а сразу провели на заднюю половину поразмышлять о грехе перед внушающими страх лицами Вилний, чьи гигантские статуи возвышались над алтарем в ужасающем блеске — каждая имела по восемь рук, в которых держала кнуты, мечи, ножи, стрелы бубонной чумы, отрубленные головы и орудия пыток. За спинами богинь виднелись сложенные крылья нетопырей. Одна из голов принадлежала тигру, другая — орлу, грифу, собаке, медведю, коршуну, дракону.

Спустя надлежащее время, Шамаша препроводили в крохотную келью, где ждал один из семи священников храма.

— Не часто священник жалует к нам, чтобы снять проклятие Вилний со своих плеч, — сказал и мрачно улыбнулся хозяин кельи. — Против какого бога согрешили и не пытались ли предпринять какие-нибудь действия?

Шамаш объяснил суть своего проступка и рассказал о возмещении, которое сделал.

— Так, хорошо. Теперь опишите проклятие.

— Это сон… — начал Шамаш, живописуя с сильным чувством. — Мне трудно передать страх, который я испытывал в полукружье неподвижных камней. Но я знаю, что если не избавлюсь от проклятия, то войду в пещеру в скале и уже никогда не вернусь оттуда. Монсеньор, мне неведомо, кто обитает в пещере, но это исчадие дьявола и ужаса.

— Так. Надеюсь в будущем вы остережетесь обкрадывать богов. Они пекутся о своей собственности. Подойдите к прислужнику у жертвенника нечистой силе и предложите ему вену правой руки, после этого наполните кубок кровью, сожгите ее, смешав с ладаном перед ликами Вилний. Потом вы свершите приношение храму в размере двадцати зардов. Проклятие исчезнет, когда сгорит кровь.

Той ночью Шамаш, священник, спал сном младенца, и впоследствии слыл самым благочестивым человеком — в течение целого месяца.

Задок, Священник Детей Гнева, шел по земле огня. Его подошвы обжигали черные камни, нежные пятки были изрезаны, отчего он оставлял за собой кровавые следы. Тяжелые удары солнца, висевшего над его головой, казались нескончаемой пыткой. Он шел так целую вечность.

Спустя каждый шаг, Задок пытался остановиться, повернуться и бежать прочь. Но его тело влекла иная, не подвластная ему сила. Всей кожей он ощущал присутствие злорадствующего невидимого наблюдателя, и что самое худшее — он чувствовал его голод.

Когда Задок достиг гряды неподвижных камней, неумолимо притянутый к квадрату, зияющему в скале, словно пелена упала с его глаз. Он увидел, что каждый камень имел отвратительные богохульные очертания, почти человеческие контуры, но черные и сверкающие, как куски обсидиана, с отвислыми ушами, острыми, выпирающими изо ртов клыками, рваными когтями на руках, которые доходили у них до коленей, и лишенными волос хвостами, являвшимися продолжением их тел. Он слышал непристойное хихиканье и музыку, какую некоторые из них играли на продолговатых флейтах, вырезанных из человеческих бедренных костей.