Джоэл Розенберг - Огненный герцог

Через мгновение стало ясно: крик ему не приснился.

Он выскочил из-под одеяла и увидел в предутреннем свете, как Осия, пошатываясь, отступает от чего-то такого, что Йен никак не мог разглядеть в рассветных сумерках. Оно было выше обычного человеческого роста и смутно походило на человека, однако его покрывала то ли сбившаяся в сальные космы густая шерсть, то ли жирные и омерзительно длинные отростки кожистой плоти.

Тварь потрясла массивной головой, чтобы свисающие пряди не застили глаз, и снова бросилась на Осию, целя толстыми руками тому в лицо или в голову.

Нет, я не герой, подумал Йен. Единственное, что оставалось делать, — это удирать, может, похватав вещи, но лучше нет. Только идиот станет наклоняться за мечом, а потом быстрым движением отшвыривать ножны в сторону и бросаться на этот оживший кошмар, держа клинок впереди себя и испуская дикие вопли.

Собственные бессвязные крики звенели в ушах у Йена, пока он, спотыкаясь, бежал за оружием, не чувствуя, как в ступни врезаются сквозь носки выступы твердой каменной поверхности. Затем, схватив меч, он быстрым движением откинул ножны в сторону и, направив клинок вперед, бросился на тварь.

Чудовище, взревев, отшвырнуло Осию как тряпичную куклу и повернулось к Йену.

У него не было ни одного шанса. Надо удирать и надеяться, что тварь бегает медленнее, что Осия не очень серьезно пострадал и что…

Йен сделал выпад, осознав в самый последний момент, что фехтовальные рефлексы подвели его: он лишь кольнет тварь в грудную клетку, но не проткнет насквозь, а тогда чудище, остановившись и отбросив массивной лапищей клинок в сторону, накинется на незадачливого фехтовальщика.

Но нервы заставили мускулы Йена двигаться привычным образом, и когда острие меча вонзилось в грудь твари, оттуда повалил дым, как будто из огромного наполненного дымом метеорологического баллона, который взяли и проткнули.

Чудовище пронзительно завопило, вскинуло лапу, чтобы отбить меч… но Йен, не отступая, нанес новый укол. Великолепнее удара Йену не случалось наносить в реальном поединке: острие клинка ткнуло чудище в низ живота, и из места укола снова повалил дым.

Для твари, кем бы она ни была, это оказалось уж слишком: прижав массивные лапы к животу, она побежала вниз по дороге и нырнула в густой кустарник.

Треск отдалился и смолк.

Осия сел, прислонившись к рюкзаку: из-под руки, крепко прижатой к боку справа, на уровне пояса, расплывалось темное пятно. Его штаны тоже были в крови и порваны в нескольких местах.

Йен опустился на колени рядом, неловко пытаясь распутать завязки рюкзака Осии.

— Тут есть аптечка?

— Нет времени, — ответил Осия. — Это не раны, просто порезы. Они причиняют лишь боль, пустяки. Дело в яде: у этой твари ядовитая слюна, и она всегда облизывает когти перед тем, как напасть.

Похоже, Осии известно об этом чудовище больше, чем Йену.

— Что это было?

— Вероятно, самое подходящее слово — «нечисть». Или бергениссе. Да, бергениссе. Вандескардские горы когда-то ими кишели, но я был склонен думать, что и последние давно вымерли.

Комочки слюны в уголках его рта были красными.

Пальцы Осии судорожно сжались поверх раны.

— Ох, как жжет…

— Что же мне делать? — безнадежно спросил Йен.

— Харбардова Переправа — жена Харбарда целительница, да и сам он умеет немало. — Осия попытался подняться на ноги, но колени дрожали, отказываясь его держать. Перекинув руку Осии себе через плечо, Йен помог старику подняться.

— Я буду идти, пока смогу, — проговорил Осия. — Наверняка смогу пройти еще немало.

С этими словами его глаза закатились, веки опустились, и Осия безжизненно осел на твердую каменную поверхность. Только редкие удары пульса в ямке между ключицами да кровь, медленно сочившаяся из царапины на бедре, свидетельствовали о том, что старик еще жив.

Йен опустился рядом с ним на колени. Сначала надо перевязать раны.

Йену приходилось относиться ко всему просто.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

Передышка на три вдоха-выдоха.

Йен на мгновение остановился, не опуская рукоятей волокуши, которую он тащил за собой. Все просто: надо стараться не думать ни о чем, кроме следующих восьми шагов и трех вдохов, которые он сделает, когда остановится.

Первый вдох. Усталость сузила его поле зрения с красивой широкой панорамы — склон горы и долина внизу — до шести или около того футов тропы вперед по направлению движения. Но даже узкое поле зрения позволяет видеть, а все, что ему надо делать, — это тянуть волокушу.