Джоэл Розенберг - Огненный герцог

Торри улыбнулся. Однажды он сказал дяде Осии об этом ощущении перед прогулкой верхом, и, конечно же, Джесси, напуганная сурком, в тот раз сбросила Торри.

Молодой человек разделся, оставшись в коротких штанах и ботинках; аккуратно потянувшись несколько раз, он нагнулся, чтобы проверить шнурки, не обращая внимания на Станара дель Брундена и его секундантов, которые застыли в ожидании посреди арены.

Держись как ни в чем не бывало, увещевал себя Торри. Да, шнурки на ботинках не хлопчатобумажные, а из нескольких слоев кожи, сшитых вместе умелыми руками вестри, но Торри все равно завязал их привычным узлом. Да, возможно, поединок кончится кровью на арене, однако исход сражения зависит от его глазомера, от его запястья, от упругости его мышц и более всего от состояния его разума. Фехтование — своего рода игра ума, в которой тело — инструмент. Разум должен быть ясен и свободен, спокоен, как зеркало воды, чтобы заставить тело реагировать прежде, чем тело успеет понять, что же оно такое делает.

Ториан дель Орвальд опытным взглядом окинул лезвие меча Торри.

— Великолепное оружие, — произнес он, сгибая клинок в широкую дугу. Похоже, старик сильнее, чем кажется на вид. Затем он отпусти кончик клинка и снова обозрел лезвие. — Нет, просто великолепное оружие. Сражайся как можно лучше, юный Ториан дель Ториан; ты, кажется, и сам прекрасный молодой человек, с добрым нравом и хорошими манерами. Я хотел бы, чтобы мне представилась возможность ближе узнать тебя.

Во рту у Торри пересохло, и улыбка упорно не желала появляться на лице.

— Спасибо тебе, дед.

— Не беспокойся ни о нем, ни обо мне. Вообще ни о чем не беспокойся. — Ивар дель Хивал, возвышавшийся над Торри как башня, нахмурился. — Не теряй голову, и ты своего добьешься.

Бранден дель Бранден решительно выставил вперед челюсть.

— Я поделился с тобой всем, чем мог. Удачи, друг!

Торри отошел от них, и ему вдруг остро захотелось сходить по малой нужде.

Он поднял свой меч, салютуя…

Наверху раздался скрежет металла, и что-то упало на арену. Кто-то — боже мой, да ведь это Йен! — выполз из отверстия в стене и сначала спустился в ложу как раз напротив ложи Его Пылкости, а затем спрыгнул на арену.

— Эгей, Торри, — крикнул он по-английски, — вот и кавалерия!

Одет Йен был как богатый крестьянин: в штаны, заправленные в черные башмаки, и в широченную рубаху тускло-бурого цвета, перетянутую, однако, таким же ремнем, как у Торри.

Отряхнув штаны, Йен повернулся к большой ложе: Его Пылкость уже поднялся на ноги.

— Меня зовут Йен Сильверстейн, — произнес юноша на берсмале, вид у него — он стоял, сложив на груди тощие руки — был скорее смешной, нежели серьезный, — хотя вам бы захотелось звать меня Йеном Сильверстоуном. Я защитник Ториана Торсена.

В толпе закричали и загикали.

Огненного Герцога это выступление, пожалуй, позабавило: он положил руку на латунные перила своей ложи и наклонился вперед.

— Я и не знал, что он просил защитника или нуждался в таковом, Йен Сильверстоун. Также мне неизвестно, чтобы вы просили допустить вас в Город.

Йен пожал плечами.

— Я пробрался в Город потайным ходом. Если вы просто отпустите моего друга, мы по нему же и уйдем.

Огненный Герцог поджал губы.

— Я не наблюдаю у вас привычной для меня почтительности в обращении и не припоминаю, чтобы Дому Сильверстоунов — если только такой Дом существует — случалось оказывать мне услуги. С какой мне стати соглашаться на вашу просьбу?

— Поскольку это может привести Вашу Пылкость к достижению желанной цели, — произнес дядя Осия, аккуратно спрыгивая из вентиляционного люка в ложу напротив ложи Огненного Герцога. — Поскольку добыча, за которой вы столь долго гонялись, здесь, и она станет ставкой в этом поединке. Если Йен Сильверстоун проиграет, я отдам себя в ваши руки, вместе со всем тем, что знаю, — в обмен на освобождение юного Ториана дель Ториана.

В уголке его правого глаза расплывалось пятнышко крови. Осия вытер его тыльной стороной ладони.

— А что в этом юноше такого, что заставляет тебя, Древний, пойти на риск? — насмешливо спросил Огненный Герцог.

— Я так поклялся — в тот день, когда он родился на свет. В день рождения Ториана его дед, который приютил нас, голодных и бездомных, заставил меня поклясться, что я буду защищать его внука не щадя жизни — покуда сам он не освободит меня от этой клятвы. — Осия с нежностью взглянул на Торри. — Кроме того, мне редко выпадала радость растить дитя от рождения до зрелости. Так чего же удивительного, что я привязался к юноше? Вам не понять этого. Для вас, Ваша Пылкость, мои речи — пустой звук, но слово «клятва» понимаете и вы. И я связал себя клятвой рассказать вам все, что мне известно, если ваш боец победит Йена Сильверстоуна.