Елена Саринова: Игра на Цезаря

- А где здесь можно... поесть?

- "Поесть"? - склонился ко мне мой "идеальный аромат".

- Ага. А вы пока нюхайте, лепите, пеките и что там еще?

- Агата, я - с тобой, - внезапно присоединилась ко мне Нинон. - Хлеб печь я и дома могу, а вот поесть, перед этим у плиты не стоя...

- Воистину. А вы - бегите-бегите. Потом нам всё расскажете...

Уф, и как же спокойно мы на этой шумной поляне "поели". Вдвоем. Но, через полчаса к нам присоединилась тетя Жужа, сплавившая мужу близнецов. Потом он сам, сплавивший оных под присмотр своего подмастерья. Ближе к сумеркам до меня с трудом ментально "дооралась" тетя Гортензия, торжественно водрузившая на наш стол свой кривой подпаленный каравай. Но, и его вскоре смели вместе с рыбой и жареным барашком. А уже на закате нас нашел уставший папа, груженый плодами маминой бурной работы, из коих больше всего пугала патлатая мочальная кукла:

- Катаржина тоже скоро придет, - скосился на нее папа. - Она со знакомой из столицы задержалась.

- А где Варя и мой муж?

- В последний раз я их видел у дощатой клети под вывеской "Кузня".

- И что они там делали?

- Ник собирался ковать. По крайней мере, Варвара так мне сообщила.

- Вот ничего себе?! - тут же подскочила я. Конец терпенью. - В какую сторону...

- Прямо по дыму из трубы. Не промахнешься.

- Ага! - и понеслась, маневрируя меж забитых галдящими гостями столов...

Клеть с трубой я нашла даже не по дыму. По звону. Неритмичному. И живо протолкалась сквозь толпу.

- Стойте, госпожа! - рука поперек низкого дверного проема пришлась как раз на уровень моего рта. - Дальше - опасно. Может прилететь.

- Ник! - сначала подпрыгнула, потом занырнула я под эту руку.

- Агата, я уже заканчиваю, - откликнулся он от наковальни.

- А где...

- Я здесь сижу, - пропищали из темного уголка кузни.

- Я - с ними!

- Госпожа?! - а кто ж меня удержит, когда такое... зрелище? - Только сидите тихо. Не нарушайте процесс.

- Хорошо... Варя, а что он кует?

- Подкову. На счастье, - выдохнуло мне с чурбачка дитё.

- Ух... ты...

И я, действительно, смолкла, присев рядом на точно такой же...

В темной кузне ночь наступила гораздо раньше, чем на поляне, расцвеченной сейчас множеством фонарей. Здесь же всё малое пространство освещал лишь один, висящий в аккурат по центру, да еще огонь в узкой печи. И он плясал сейчас в своем танце стихии, множась всполохами на стенах, тенями выхватывая силуэты кузнечной атрибутики и самого кузнеца. А еще освещал сбоку Ника, усердно бьющего по раскаленному железу подковы... Ник. В распахнутой на груди рубашке. С закатанными рукавами и каплями пота на лице. Он - усердно стучал. Я - подавшись вперед, смотрела...

Бу-ух... Молотком... Бу-ух... Молотком... Бу-ух. Удары собственного сердца. И будто песня. Этот неровный ритм. Бу-ух... Молотком... Вечная песня... Бу-ух... Бу-ух... Метнула сквозь редкие доски взгляд. Луна, словно усмехаясь... Луна... Бу-ух... Молотком... Бу-ух... Сглотнула слюну. И... стерла со лба свой собственный пот. О-о, я так больше... Бу-ух... Его запах... Бу-ух. Даже отсюда... Бу-ух... Его... Я так больше не могу!

"Ник!"

Он от неожиданности вскинул глаза:

- Да?

"Ник. Ник. Ник... Ни-ик"

- Я закончил.

- Я бы, господин...

- Я закончил, - бросил молоток рядом со щипцами. - Спасибо за...

"Ник!"

- Нам пора, - и подхватил нас с Варварой за руки. - Пошли.

- Ник, а куда мы идем? Ты же...

- Варвара, побудешь с госпожой Катаржиной и остальными.

- Угу... А вы?

- Просто побудь... Пожалуйста.

- Хорошо...

Удивленные лица семьи, но мне наплевать. А дальше, почти бегом, до края поляны. И - в подвал.

- Мы где? - запыхавшись, выдохнула ему в спину.

Ник развернулся, обхватив мою шею руками:

- Русалочья заводь. Я вчера наметил ориентир... Любимая...

- Ник...

И только мы под нещадным, все поглощающим светом луны. Будто два вечно голодных, диких зверя. В вечной же тяге насытиться. Любовью. Друг другом... Светом луны...

- Я так люблю тебя, - сквозь стоны и всплеск воды. - Я так... - чтобы вновь провалиться, утонуть в нем. В любви и луне... Вечная борьба. Вечная песня...

Но, все же, утро пришло...

- О-о... и как же некстати.

- Кстати, кстати, - упал мой бодрый муж рядом на постель. Значит, мы уже... нет, еще в Либряне до сих пор. - Вставай, любимая.

Я честно попыталась разлепить на щедром утреннем свете глаза:

- О-о... И не смотри на меня так.

- Как так? - прищурился он.

- Ну, я не знаю. Будто я вчера скоморохом оббежала всю праздничную площадь, горланя срамные песни. А потом меня ловила по той же площади вся наша семья.