- Угу. Я буду лично проводить. Начнем с уроков воздержания от... скоромной пищи. Я много рецептов знаю на дни поста. Мы ж в семинарии сами себе готовили.
- Ага, - расплылась в улыбке Стэнка. - Это я могу.
- Вот и добро. Ты колдовать закончила? И... мне пора.
- Пора.
- Угу. Давай прощаться на седмицу?
- Давай, - заныло сердце девичье.
Святой отец, поднявшись, обхватил руками Стэнку:
- Все будет хорошо. Нас Бог ведет с тобой. Пропасть не даст...
Вот Стэнка так себе и повторяла: "Нас Бог ведет с тобой. Пропасть не даст". Все следующие семь дней к ряду... Потом еще семь... Два. И с каждым днем неотвратимей впадая в панику, бродя ночами вдоль темных окон храма... "Нас Бог ведет". На день семнадцатый, увидев свет в его окне, примчалась. Долго стучала в дверь. И, наконец, ее открыли.
- Вы кто? - седой мужчина запахнул халат и отступил под взглядом Стэнки. - Вы...
- Где он?
- Вы про... отца Зоила? - скривился тот.
Стэнка мотнула головой, схватившись за косяк:
- Да, - и по лицу мужчины поняла, прочла по выраженью. - Что... с ним?
Тот охнул и перекрестился:
- Может, зайдете?
- Что с ним? - глухо повторила Стэнка.
- Он... погиб. В дороге уже сюда напали тати. Их было трое. Он - один. Ударили ножом в спину, но он еще сутки жил. А вы... - мужчина распахнул глаза. - Вы - Стэнка?
- Да-а, - еле разлепила губы.
- Он ваше имя повторял, и передать просил тому, кто будет вместо него тут в храме. Меня отец Эммануил зовут... Просил сказать вам: "Нас Бог ведет с тобой. Пропасть не даст".
- А-а-а! - взвыла Стэнка. - А-а-а!!!
Ее нашли под вечер следующего дня в том же сарае, в сене. Петр и Солена. Она лежала в луже крови, замерзшая и чуть живая. Все повторяла: "Нас Бог ведет". Мужчина, не на шутку испугавшись, сдернул с плеч куртку и накрыв ей девушку, понес домой. Солена молча следовала рядом, открывала двери. А позже, у постели Петр лишь хмуро спросил:
- Ты потеряла ребенка. Чей это был?.. Мой?
Стэнка разлепила веки, взглянула безучастно в потолок и на подружку, державшую ее за руку. И тихо сказала:
- Да.
Ее любовь, единственный и непорочный. Он самый лучший. Таким он и останется. Для всех...
________________________________________________
Я словно слышу каждый вдох весны. Как набухают соком почки на вербе за окном. Как ветер ворчливым дворником гоняет пыль по тротуару. Как солнце апрельское усердно превращает в воду остатки снега по теням. Я слышу жизнь вокруг... Как можно ее столько лет не слышать? И принимать, как данность: пришла пора, ушла пора. Теперь ее я слышу. И люблю. За каждый день, минуту и секунду. За каждый лучик и дождинку. Ведь потому что всё уходит. Теперь я это слышу. Вокруг себя. И слышу ЕГО сердечко внутри. И голос. Тихий... "Мама". Я - "мама". Теперь я это тоже слышу.
- Что ты хотела мне сказать?
Моя родительница поджала губки, сидя в кресле. Тетя Гортензия вздохнула из соседнего, перебирая в пальцах бахрому на шарфе. Ник просто отвернулся к окну. Что он там видит? Тоже, что и я. Ведь мы с ним - целостность, поделенная на троих. На четверых. Однако "четверть" наша еще в трудах, а мы с утра собрались на совет. И по какому поводу?
- Ох, доча...
- Мама, что ты хотела мне сказать?
- Катаржина, раз уж всё затеяла, чего теперь молчишь? - сжала в руках шарф тетка и уставилась на маму.
- Ладно, - выдохнула та, переведя взгляд на меня. - Ладно...
- А хочешь, я начну?
Три пары глаз расширились в ответ.
- Любимая?
- Ник, это невыносимо. Мама, скажи мне: какая у твоей ветви в роду фамилия?
- Я... не помню, - растерялась она.
- Ты не знаешь. А почему?
- Память...
- Мама!
- Доча, что ты хочешь?
- Ты не знаешь по одной простой причине: она отсутствует. Ведь так? Я это поняла, когда писала работу по семейной геральдике в пятнадцать лет. И сначала пристала по данному вопросу к тебе, но ты меня послала...
- В госархив. Я помню.
- Ага... Дар малумтелепатии передается в нашей родовой ветви по женской линии. И через поколенье из-за трудности вынашивания ребенка. Это со временем пришло, такой "отсев". Либо сама мать - малумтелепат, либо его рожает. Другого варианта нет. Подобные две родовые ветви есть еще в Ладмении. Одна - в Чидалии. И везде - лишь женщины. Что ты так смотришь на меня? Я до архива тогда дошла... А мальчики... маль-чики...
- Любимая...
- Ник, мальчики у нас не выживают. Они умирают либо еще в утробе, либо при родах... Мама, тетя Гортензия, у моей бабушки...
- Был самым первым, - дрожащим голосом ответила тетка. - Отец все время ее состояние контролировал, но в самый ответственный момент не справился и чуть не потерял в итоге обоих сразу. Второй без проблем явилась на свет твоя родительница. Потом уж - я. А больше они рисковать не стали, - и замолчала.
Читать дальше