Майкл Роэн - Облачные замки

Теперь почва стала достаточно твердой, это была неровная каменистая тропа. В дорожной пыли попадались кусочки кварца. Но ширины дороге явно не хватало. В каких-то миллиметрах от места, куда опускались копыта, она резко обрывалась, и мелкие камешки, разлетавшиеся из-под них отскакивая от отвесной скалы, летели вниз, в головокружительную пустоту, в пропасть, глубину которой я даже предположить не мог. Густой туман плескался о скалистые берега, подобно волнам молочного озера. Однако это был не туман, ибо он простирался от утеса той самой бесконечно далекой лазури, – это было облако, а мы скакали уже над ним, поднимаясь по склону горы. Бездна пугающе ощетинилась на меня, руки мои покрылись липким потом, но я только крепче сжимал ногами седло, надеясь на него да на веру альпиниста в то, что высота значения не имеет: можно уцелеть, сорвавшись с вершины в тысячу футов, и разбиться, упав с десяти. Задыхаясь от волнения, я заставил себя выпрямиться и смотреть вперед. Глаза мои привыкли к ослепительному свету, но я и без того уже знал, что предстоит увидеть: тот самый пейзаж, те же скалистые стены, а между ними дорогу, по которой я так мечтал проехать, дорогу, по которой я сейчас поднимался и которая вела к перевалу, расположенному не более чем в двухстах футах отсюда. Возбуждение пронзало меня ледяными звенящими стрелами. Сильный свежий ветер моментально очистил легкие от тлетворного дыхания города, наполнив меня нескончаемой жизненной энергией. Воздух здесь бодрил в сотни раз больше, чем самый холодный и крепкий джин. Я стряхнул с себя страх перед бездной, вдел ноги обратно в украшенные орнаментом стремена и поудобнее устроился в седле, приноравливаясь к ритму скачки, наслаждаясь силой животного и как бы вбирая ее в себя. Я натянул поводья с серебряным позументом и тут же по реакции жеребца понял, что он мне повинуется, признавая мою власть над ним. Ведь именно этого я хотел, верно? И не так важно, что ждет меня за перевалом, по крайней мере, я увижу, что находится там.

Дорога была неровной, но прекрасное животное ни разу не то что не споткнулось, но даже не сбавило ход. Из-под его уверенных копыт, когда они попадали на кусочки кварца, сыпались искры, сбруя пела и позвякивала, а грива развевалась по ветру, подобно знамени. Я поймал себя на том, что громко смеюсь от неизъяснимой радости. Когда до перевала оставалось уже всего ничего, тропа внезапно сделала петлю. Я пятками как бы пришпорил коня и слегка натянул поводья, но мог бы этого и не делать – он с легкостью проскакал по склону, и вот мы перемахнули через хребет. Но даже в этой стремительной гонке я все время различал настойчивый звон колокола, доносившийся, как оказалось, с огромной светлой башни, маячившей вдалеке. А откуда-то снизу этому колоколу вторил другой, с более низким звучанием.

От увиденного за перевалом у меня тотчас перехватило дыхание. Склон горы снова, хоть на этот раз и не так резко, исчез внизу, однако тропа не оборвалась вместе с ним. Она бежала вдоль скалы, повторяя изгибы склона и смотрясь в простиравшееся внизу и мерцавшее море. Конь скакал по ней так же уверенно, как и прежде, словно у него было запланировано некое срочное рандеву. Он слушался малейшего прикосновения, но, казалось, вовсе не нуждался в понуканиях. Опустив поводья, я глядел вперед, за облака, пытаясь найти хоть какой-то намек на то, куда мы направляемся. Поверхность облаков пронизывали все новые очертания, все новые вершины, вздымавшиеся неровной линией наподобие драконьих зубов, из чего можно было заключить, что мы находились посреди горной цепи. Но ближе, еще ближе к нам и чуть ниже, еще что-то устремлялось ввысь. Тенистый шпиль, лишь слегка пронзивший облачный свод, шпиль слишком тонкий и изящный, слишком правильной формы, чтобы оказаться очередной скалой. По мере нашего продвижения по тропе он словно раздвоился, и теперь рядом, параллельно друг другу, возвышались два шпиля одной высоты и совершенно одинаковые. И несмотря на то что в лучах солнца их тени четко выделялись на сверкающей белизне, они казались нереальными.

Затем краем глаза я уловил какое-то движение – еще одна тень, но на этот раз под облаками. Тень скользила сквозь них, словно рыба, двигаясь неторопливо вровень с тропой. Я бы мог ее и не заметить, и тогда происшедшее затем оказалось бы еще более неожиданным. С пугающей внезапностью тень выскочила из-за облаков и быстро поднялась над их поверхностью. Я широко открытыми от изумления глазами смотрел на нее. Это был воздушный корабль, дирижабль, но не похожий ни на одну модель, которые я видел на картинках. Он был изящнее и меньше, чем «Гинденбург» или обычный цеппелин. Белый корпус летательного аппарата был вытянут на девять или десять одинаковых отсеков от носа до хвоста-киля, состоявшего из квадратных секций и напоминавшего огромный бумажный змей из коробок, а из моторного отсека один за другим с пыхтением вылетали маленькие клубы дыма. И все же, несмотря на примитивность конструкции, дирижабль шел параллельным курсом, быстро, без видимых усилий нагоняя нас, а гондола его, имевшая обтекаемую форму, казалась весьма вместительной. Примитивность? А может, как раз наоборот? Я начал склоняться к тому, чтобы усмотреть в этой примитивности новую, альтернативную технологию, сложную конструкцию, работающую на самых простых принципах. Несомненно, это была превосходная машина, такая же совершенная и функциональная, как корабль викингов. Дирижабль стремительно приближался, пока я наконец не смог вполне отчетливо различить тихое прерывистое пыхтение – наверняка здесь использовалась какая-то разновидность парового двигателя. Я приподнялся в стременах, чтобы помахать рукой…