Иван Галкин - По мостовой из звёзд

Риши были мертвы. Их тела лежали там же, где и мгновение назад. Такими же стройными рядами. Легкий ветер ворошил тонкую шерсть, пробегая по ней волнами.

А люди не радовались. Пораженно, с благоговением, они смотрели на мальчика, склонившегося к земле. Мгновение назад желтоволосый мальчишка взлетел на добрый десяток метров и, затем, вместе с ришами и тысячами равнодушных снежинок, упал на землю. И легендарный ящер взобрался ему на спину, тревожно вереща.

Саша не смотрел на людей. Поднялся на ноги и стоял, смотря на круговерть снежинок, таявшую в воздухе словно белая дымка. Неосознанно поймал пару снежинок, тут же растаявших на ладони. В его глазах замер тот же холод, что и в воздухе над Верском.

Распахнулись ворота, первым показался олерис. Следом выходили женщины, дети… И ликовали, и рыдали, над телами убитых. Победа, это была их горькая победа. Смешались они с теми, кто все еще непонимающе глядел на мальчика, ставшего катализатором чуда. И прежде, чем толпа обратила бы на него внимание, Саша развернулся и двинулся, пошатываясь, прочь.

Прочь от радости и горя. Саша чувствовал совсем иное. Отчасти — облегчение, что все кончилось. Тихую радость за этих людей. А еще ощущение оторванности от чего-то большего… будто он лишился какого-то чувства.

Слепой от рождения человек не знает света и тьмы, знакомый и с тем и с другим лишь по описаниям других. Ведь, действительно, как наша кожа не различает этих понятий, так и лишенные зрения не могут до конца понять, что такое цвет.

И как должно быть прекрасно увидеть впервые мир… И тьму. И свет. И сотни сочных и тусклых красок. А затем лишиться их. Вот так ощущал себя Саша.

Но все же, человек остается человеком. Саша быстро приходил в себя. Он чувствовал себя погано, думая о сотнях погибших крыс. Но все-таки, это были не люди. Он мог выбирать или остаться в стороне, и он выбрал.

— А ты и здесь лгал.

Ворон расхохотался.

— То, что ты сделал сейчас… Кто тебя этому научил?

— Отчего ты пытаешься меня защитить?

— А ты не понял, сейчас?

Саша задумался. Он не стал отвечать. Ему еще предстояло разобрать свои чувства, наблюдая за собой.

— А мог сделать нечто совсем иное, — вдруг сказал Ворон.

— Что?

— Ты и так чуть не заплатил здоровьем своего ума. Ты пытаешься делать что-то, чего не понимаешь. Ты еще не видишь мир так, как должен, хотя я и стараюсь.

— Нет, я видел…

— Что?

— Я… не могу точно сказать, — Саша замолчал. Затем снова подумал о ришах — Ты предлагаешь не делать ничего.

— Так было бы лучше для тебя.

— Не правда.

— Увидишь…

Саша отбросил размышления подальше, сосредоточившись на мыслях о насущном. Первое, что он хотел сделать — это вернуться к городским стенам. Увидеть, что он сделал.

Рассуждения о морали исчезли совсем, когда он свернул на улочку, ведущую вдоль стен. Она была завалена телами защитников. И дальше, мимо домов, под стенами и на них, лежали сотни тел. И людей и ришей. Здесь было множество раненых, они стонали и просили о помощи.

Саша остановился, растерявшись. И вдруг он увидел мальчика. Лет десяти. Он лежал рядом с опрокинувшимся ведром, вокруг которого растекалась лужа, размывая пыль. Наверняка, тушил горящие дома. Но в таком возрасте…

Мальчик застонал. Еще жив, хотя грудь и живот окрасились кровью. Саша подбежал к нему. Огромная рана с рваными краями на правом боку, таково было прикосновение меча. Мальчик умирал, и помочь ему было нечем. Саша опустился радом на колени, не было слез, только жалость и, вина.

Агония умирающего уже прошла. Он уже больше не дергался от боли, лишь иногда чувства возвращались все затихающими волнами, накатывая легкими судорогами. Лужа из ведра дотянулась до головы ребенка и лицо его покрылось пятнами грязи. Саша поднял его голову и положил себе на колени.

Он не знал что делать, но по наитию гладил его по волосам. Он не хотел, чтобы этот мальчик уходил в одиночестве. Однако глаза умирающего уже подернулись пеленой. Таинственные дали манили его и цепкие лапы их было невозможно разорвать.

Разум ребенка был где-то далеко. Словно неуловимый солнечный зайчик, на его губах пробежала улыбка. О чем он думал? Может быть, просто видел картины прекрасных мечтаний, или, может, сказочные страны? Саша вгляделся ему в лицо, но ребенок смотрел глубже Сашиных глаз. Он в последний раз вздрогнул и затих. Только свет дивной улыбки, словно взмах белоснежного крыла, остался на его губах.