Рик Риордан - Кровь Олимпа (ЛП)

На часах было два часа ночи. Сон так и не пришел. Пайпер присела на кровати и выглянула в окно. Лунный свет окрашивал леса серебряным цветом. Бриз доносил до нее запах моря и клубники. Трудно было поверить, что всего несколько дней назад Мать-Земля собиралась уничтожить все, чем она дорожила. Сегодняшняя ночь казалась такой мирной… такой нормальной.

Тук-тук-тук.

От неожиданности Пайпер едва не ударилась головой о верхушку койки. За окном показался Джейсон, стучащий по раме.

Он улыбнулся и сказал:

— Вылезай.

— Ты что здесь делаешь? — прошептала она. — Сейчас комендантский час. Патрульные гарпии разорвут тебя на кусочки!

— Вылезай, кому говорю.

Пайпер взяла его за руку и вылезла из окна; сердце бешено грохотало в груди. Джейсон повел ее в первый домик, где в тусклом свете ламп хмурилась статуя Хиппи Зевса.

— Эм, Джейсон, что именно…

— Смотри сюда, — он указал на одну из мраморных колонн в небольшом круглом помещении. Позади колонны, из стены торчали едва заметные железные кольца, формировавшие лестницу. — Поверить не могу, что не замечал ее раньше. Сейчас я тебе кое-что покажу!

Джейсон начал взбираться вверх. Не понять от чего руки Пайпер тряслись; она нервничала, но все же последовала за ним. Сын Юпитера отворил опускную дверь.

Они очутились сбоку куполовидной крыши, на ровном выступе с выходом на Север. Перед ними распростерся лонг-айлендский пролив. Снизу их вряд ли могли увидеть: угол не позволял, да и находились ребята довольно высоко, поэтому патрульных гарпий можно было не бояться.

— Гляди, — Джейсон указал на звезды, рассыпанные по небу, словно бриллианты — даже Хейзел Левеск было не под силу призвать такую красоту.

— Красиво, — Пайпер прижалась к Джейсону, и он обнял ее рукой. — Нам за это ничего не будет?

— Какая разница? — спросил Джейсон, на что Пайпер тихонько рассмеялась.

— Кто ты такой? И куда дел моего парня?

Сын Юпитера посмотрел на нее сквозь свои тускло-бронзовые в свете звезд очки.

— Джейсон Грейс. Рад встрече.

С этими словами он поцеловал ее и… ладно, они и раньше целовались. Но в этот раз все было по-другому. Пайпер ощутила себя тостером. Все ее нагревательные спирали накалились до предела. Чуть больше тепла, и она превратится в вонючий подгорелый тост.

Джейсон медленно отпрянул и посмотрел ей в глаза.

— В ту ночь в Школе Джунглей… наш первый поцелуй под звездным небом…

— Иллюзия, — сказала Пайпер. — На самом деле этого никогда не было.

— Ну, теперь эта иллюзия стала реальностью, — Джейсон воспроизвел древний жест, отгоняющий зло — отведение трех пальцев от сердца — и кивнул на небо. — Начиная с этого момента, мы сами творим свою историю. Стало быть, сегодня был наш первый поцелуй.

— Стремно говорить тебе это сразу же после первого поцелуя, — сказала Пайпер. — Но, боги Олимпа, я люблю тебя.

— И я тебя, Пайпс.

Она не хотела портить момент, но Лео никак не покидал ее мысли. Неужели его история уже завершена?

Джейсон, должно быть, почувствовал ее грусть.

— Эй, — произнес он, — с Лео все хорошо.

— С чего ты взял? Он не принял сыворотку... да и Нико подтвердил, что он мертв.

— Однажды ты пробудила дракона только с помощью своего чарующего голоса, — напомнил ей Джейсон, — потому что верила в него, верно?

— Да, но…

— Мы должны верить в Лео. Не в его это стиле — просто взять и сдаться. Он ведь крепкий орешек.

— Верно, — Пайпер попыталась успокоить свое бешено стучащее сердце. — Давай верить. Лео должен был выжить.

— Помнишь, как в Детройте он расплющил Ма Гаскет автомобильным двигателем?

— Или те гномы в Болонье. Он поймал их с помощью самодельной дымовой гранаты из зубной пасты.

— Командир Пояса с Инструментами, — сказал Джейсон.

— Величайший Бэд Бой, — ответила Пайпер.

— Шеф-эксперт по приготовлению Тофу-Тако.

Они рассмеялись и начали делиться рассказами о своем лучшем друге, Лео Вальдесе. Так ребята и просидели на крыше до самого рассвета, творя свою историю, в которой сын Гефеста все еще был жив…

Лео погиб.

Он знал это наверняка. Однако почему было так невыносимо больно? Словно каждая его клеточка взорвалась, и теперь его разум оказался в ловушке внутри обугленного и искалеченного тела полубога. Его тошнило как никогда раньше. Сын Гефеста не мог пошевелиться, он ничего не видел и не слышал. Его охватило лишь одно чувство — всепоглощающая боль.