dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов

— Положите сюда, — сказал король тусклым голоском.

Грей опустил Драко на пол у ступеней перед троном, отвел с его лица спутанные волосы.

— Он в крови, — заметил мальчик. — Опять? Кто распускал руки?

— Никто. Это старая кровь.

— Идти может?

— Я сделал ему операцию, — с неуместным, лукавым смешком сказал Грей. — Для предотвращения побега.

— Не важно, — Скорпиус казался бледным и растерянным, словно ему трудно было собраться с мыслями. — Пусть так.

— К тому же, осмелюсь напомнить, как часть ритуала…

— Да, да, — мальчик нетерпеливо тряхнул головой, и две короны забавно съехали ему на брови. Он поправил их безотчетным и смешным жестом.

— Скорпиус, ты прощаешь меня? — решился Драко, смелея, но вышло хрипло и тихо.

— Я простил тебя, папа, — выговорил Скорпиус без выражения.

— Ты меня отпустил, — Драко засмеялся. — Я знал, что мое наказание кончилось, что оно только…

— Еще нет. Немного осталось. Ты должен будешь потерпеть.

Драко захныкал от обиды. Сквозь мутные, горькие слезы он видел, как лицо его сына дробится и плывет.

Грей быстро опустился на одно колено, толкнул Драко в плечо, перевернув на живот.

— Он не станет вырываться? — с тревогой спросил Скорпиус.

— Он чокнулся, — буркнул Грей раздраженно. — Что, не видно? Начинай уже, что тянуть. Дел на сегодня полно.

— Как смеешь ты говорить с Королем… — потрясенно начал мальчик.

Драко, сопя, слушал их перебранку. Пол под его телом нагрелся, стал мокрым от пота.

— Да так уж и смею! Чем быстрее кончим, тем лучше для всех. Этих, внизу, больше ничем не запугать. Кончина любимого папочки подействует, я надеюсь…

Скорпиус несколько секунд оскорбленно молчал.

Потом, певучим и странно низким голосом, начал:

— Именем Рассвета, пусть это тело покинет грязная душа и отправится в вечное странствие по темному лабиринту. Именем Рассвета, пусть отвергнутые боги заберут его в холодные земли. Пусть он не вернется. Именем Королевского камня, его светом спасенный, я приговариваю…

Драко закричал. Нож рассекал кожу на его спине, оставляя полосы длинной и мокрой боли. Ему казалось, он вытекает из собственного тела, он весь стал кровью, ее было много — он почти купался в ней, а нож все скользил и скользил, оставляя правильные следы.

Восьмиугольник, четыре луча с полукружьями на концах.

Скорпиус запнулся и замолчал.

Грей выругался.

— Ну? Что там дальше?

— При… говариваю… его… я… Папа!

Мальчик вскочил, наверное: простучали быстрые шаги.

— Папа! Папа, они тебя убьют, они по-настоящему убивают, — заорал он, голосок его, и без того мокрый и тонкий от слез, срывался, становился все слабее, переходил в какой-то писк.

Наступила тишина. Внизу, за воротами, у ступеней Золотого Дворца, глухо ворочалась толпа. Не было слышно приветственных криков, но ощущалось присутствие тысяч людей — молчаливое и потрясенное.

— Заканчивай, — попросил Грей спокойно. — Ты видишь, как он мучается? И все из-за тебя.

Драко соскальзывал в обморок и выныривал из него — пока Скорпиус договаривал, голосом неживым, ровным, каждое слово как будто отдельно от других и не ведает, с чем рядом произносится. Так говорят автоматы, големы, которым кто-то из злого умысла вложил в рот табличку с заклинанием.

— Золотом Рассвета и Пресветлого Града я запечатываю его душу и отпускаю его, пусть он уходит по темной дороге: да будет воля моя и Камня.

Грей подхватил Драко под мышками, под коленями, поднял и понес из зала.

Толпа повернулась к площадке, открытой всем ветрам. Головы их, с запрокинутыми лицами, похожи были на цветы подсолнечника, следящие за солнечным светом.

В жарком воздухе стлался жирный, мягкий дым. Драко увидел черный сосуд, поставленный на жаровню, раскаленную докрасна. Стражники встали с двух сторон у маленького постамента, Грей положил на него Драко.

Морской ветер прошелся по коже приговоренного, краткий миг прохлады показался таким приятным, хотелось, чтобы он длился и длился. Спина Драко кровоточила, ног он давно не чувствовал, но ему вдруг показалось, что он, вообще-то, по-настоящему, счастливо, жив. Это было пьянящее, знакомое чувство: вопреки всему и благодаря всему.

В рот ему что-то втолкнули — жесткое, растянувшее губы, оцарапавшее десну. Драко замычал возмущенно, а потом над его лицом появилось, заслоняя небо, красное, как кирпич, обожженное не то солнцем, не то жаром углей, лицо Грея.

— Вот и все, — сказал Годрик, загадочно ухмыльнувшись. — Держись там. Будь умницей, Малфой. Держись.