Галина Романова - Бывших ведьмаков не бывает

Княгиня Елена захворала. Она чахла не по дням, а по часам, почти не покидала своих комнат, часами сидела в креслах, откинувшись на спинку. Ходила с трудом, а вчера утром вовсе не смогла встать с постели. Доктор приезжал четырежды — последний раз только сейчас, под вечер, — но только разводил руками. Скоротечная горячка подрывала силы женщины, заставляла беспокоиться и за жизнь ее нерожденного младенца.

Сейчас княгиня задремала, выпив прописанную доктором микстуру. Не особо доверяя врачу, Манефа сбегала в церковь, купила свечу и обошла с нею все углы в комнате и особенно долго стояла у постели больной. Сон после этого у княгини Елены наступил спокойный, глубокий, жар спал. Дворня, обрадованная, что здоровье матушки-княгини пошло на поправку, ходила на цыпочках.

Но Михаила Чаровича совсем не радовало такое положение дел. Княгиня Елена могла болеть сколь угодно долго, но ее недуги оставались при ней, не спеша перекидываться на дочь. То ли Елена в глубине души слишком сильно любила свое дитя, не пуская к ней боль, то ли средство выбрано неверное.

Поразмыслив, князь Михаил выбрал первый вариант. Какова бы ни была сила материнской любви, на любую силу найдется сила большая. Надо было только надавить, пережать, заставить княгиню дрогнуть. Конечно, придется рисковать не только жизнью жены, но и ребенком, однако для того, чтобы достать княжну Владиславу, Михаил Чарович был готов пойти на этот риск.

Дождавшись, пока дом угомонится и задремлет на своей лежанке даже верная Манефа, он прошел в комнату спящей жены. Тихо наклонился, отрезал у нее локон и вышел вон.

Ночью Лясота ворочался, борясь с бессонницей. В молодечной избе было душно, на лавках и полатях вповалку спали его новые приятели. Слышался густой храп, детское сопение, вздохи и хрипы. Кто-то ворочался, кто-то пускал ветры. Девять лет назад, на этапе в пересыльных тюрьмах приходилось спать и не в таких условиях. Зимой лежали на голом земляном или каменном полу, и счастливцами бывали те, кто отвоевывал себе нары. Уголовники, с которыми вместе шли «политические», быстро сгоняли с нар Лясоту и его товарищей, отбирали поданную добросердечными жителями милостыню, случалось, что и избивали. В той партии с Лясотой шли всего трое его соратников против почти пятидесяти уголовников. Как им удалось выжить, выстоять — не верилось до сих пор. Но — дошли, соединились на руднике с теми товарищами, кто пришел сюда раньше. И стало намного легче.

А сейчас он один против двух десятков мужиков, среди которых, как заметил, были и клейменые, и даже двое бывших каторжан, тоже беглых. И он не мог, как ни старался, счесть этих людей своими новыми друзьями. У него вообще не было больше друзей, если на то пошло. Кто-то пропал без вести много лет назад, как Звездичевский, кто-то сгинул на этапе, кто-то остался там, за Каменным Поясом.

Поворочавшись еще несколько минут, Лясота встал, натянул сапоги, накинул на плечи полукафтанье, стал осторожно пробираться к выходу. Ступал он осторожно, острое зрение помогло выбраться за дверь, не потревожив никого.

Ночной прохладней воздух был полон свежести, острых запахов, звуков и… света. Лясоте, ошеломленному этим открытием, понадобилось минуты две, чтобы он понял, что это не свет звезд. Это сияли, мерцая призрачным зеленоватым светом, черепа на тыне. Свет лился из пустых глазниц, озаряя пространство за оградой.

Вот это да! Теперь понятно, почему Тимофей Хочуха был столь беззаботен, даже дозоры не выставил. Кого ему опасаться, когда крепость защищают колдовские чары? Никто не войдет и не выйдет… Не может такого быть!

Лясота прошелся по двору, внимательно глядя по сторонам и стараясь заметить каждую мелочь. Жаль, что он не может больше видеть ! Тогда бы не составило труда разглядеть, что тут за чары.

Какая-то сила все время тянула его к колодцу, стоявшему прямо посреди двора. На вид колодец как колодец; обычный сруб, ворот с погнутой ручкой, рядом цепь, на которой раньше крепилось ведро. Но неожиданно свернув к нему в четвертый раз, Лясота сообразил, что же так привлекло его внимание.

Колодец не был ничем прикрыт! Просто сруб, просто остатки сломанного ворота с обрывком цепи — и все. А ведь их учили, да и сам он был тому свидетелем, что над каждым колодцем непременно ставится крыша. Либо в виде домика, либо это просто несколько сбитых вместе досок, которые на ночь кладутся сверху — вдруг кто-то упадет или нарочно бросят? Где же крышка? Непорядок!