Осенние (СИ)

На том же радостном подъёме я дошла до конца одного из рядов и обнаружила сидящего здесь Женьку — он студент последнего курса худграфа. Ещё год — и будет иметь собственную студию: папаша его может себе позволить содержать «бедного» художника. Правда, о Женькиных картинах не скажешь, что они будут залёживаться сданными куда-нибудь в «Лавки художников» нашего города. Женька — талант. Этого не отнимешь. Втайне я шалею от его акварелей — они такие, такие… Ммм… Чудо — в общем.

— Алёна, привет! — кивнул он мне и снова уткнулся в лист бумаги, продолжая творить портрет модели, благоговейно сидящей на камне перед ним.

— Привет, — тихонько сказала я, устраиваясь неподалёку и вынимая карандаши.

В среде художников, которые собираются на Новом Арбате, одна я без профессионального образования. Меня обзывают примитивистом, но мои карандашные портреты тоже неплохо расходятся. Сейчас стоящая вокруг работающего Женьки толпа увлечённо следит за ним. Я знала — он будет работать недолго. Потому что профессионал — он и есть профессионал. Для Женьки написать портрет — дело нескольких минут.

Ко мне толпа сразу вряд ли подойдёт, заворожённая Женькиным процессом творчества. Да и сам он невольно притягивает внимание. Слегка сутуловатый, с жёсткими короткими волосами какого-то неопределённого русого цвета, с глазами азиатского разреза, но светло-зелёными, Женька на всех смотрит чуть свысока, хотя сам ростом не очень высок. Вроде и внешность не слишком примечательная, но есть в Женьке чувственная внутренняя сила и властность, которая и притягивает (или перетягивает) внимание абсолютно всех зрителей к нему.

Поэтому мне и нужна Таня.

Пока она, застряв где-то в рядах, высматривала себе побрякушки, я не спеша устроилась на камне поменьше — подальше от Женьки, он не любит теснины. Мои орудия труда — как у него: альбомные листы, карандаши; единственное отличие — он любит время от времени акварельными мелками рисовать. Только у него всё высшего качества — и, естественно, ненашенского производства… Пачку своих листов я положила на камешек напротив — здесь сядет моя модель. Заняла местечко, в общем.

Пока суд да дело, на горизонте появилась Таня — и у меня сердце перепуганно замерло, как всегда, когда она летит на своих каблучках, слегка подпрыгивая и попискивая: «Ой! Ой!» — и пошатываясь: вот-вот свалится! Но долетела невредимая, свалилась с тем же счастливым писком:

— А-а! Успела! Ура-а!

— Цыц! — шёпотом велела я, делая громадные глаза и кося в сторону, на Женьку.

Сообразив, в чём дело, Таня слегка отвернулась в сторону и сморщила задранный носик. Женьку она на дух не переносила: он раз и навсегда отказался рисовать её! Да ещё так обидно сказал, что не любит кукольных типажей.

Но моё отношение к Женьке Таня знала. И, будучи хорошей подругой, не встревала с ним в споры. Вот и сейчас — оттаяла и принялась спокойно посматривать вокруг, зная, что именно рассеянное внимание модели для меня самый лучший вариант для рисунка.

Пока я рисовала, ко мне подошли, правда, я не стала смотреть в сторону. Моя любимая модель-рекламщица сидела смирно — и дала возможность быстро войти в состояние, когда знаешь, что получится и рисунок, и настроение. Вскоре Таня поднялась с места, чмокнула меня в щёчку и, потрясая листом с рисунком, облюбовалась на портрет, чуть не целуясь с ним: «Ой, я такая хорошенькая! Ой, как получилось-то здорово!» — на зависть всем вокруг.

Ещё через полчаса она уже спокойно коснулась рукава моей джинсовой рубашки и прошептала одними губами:

— Пока! Счастливо тебе!

— Пока… И спасибо.

— На здоровье…

Получив очередной вожделенный портрет и прекрасное настроение, а заодно прорекламировав меня в очередной раз, Таня со спокойной душой упорхнула домой — ожидать мужа из поездки.

Как она потом ругала себя за быстрый уход…

В отличие от Женькиных портретов, мои стоили недорого. Но цены я не сбивала ни ему, ни тем ребятам, с которыми я давно здесь знакома и которые подошли позже. Желающих посидеть на камне, чувствуя себя значительным (моделью!), и получить портреты — много. А некоторым ещё и интересно посмотреть, что будет, если тебя нарисуют как минимум два художника.

Я уже набрала довольно крупную, по моим запросам, сумму, когда на камень плюхнулся весёлый парень, мой ровесник, явно слегка подвыпивший.

— Давай меня! — скомандовал он, располагаясь на камне с удобством: расстёгивая хоть и лёгкий, но дорогой кожаный пиджак (странно, что это он в таком? Вроде распогодилось), ноги в разные стороны, чтобы не свалиться…