Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)

Дверь отворилась, и перед ней явился Себастьян.

На нем была белая трикотажная рубашка, и Джослин вновь вспомнила о его отце. Валентину нравилось носить белое. От этого он становился бледнее, его волосы светлее, немного неземными, и то же происходило с Себастьяном. Его глаза выглядели так, будто кто-то уронил две капельки черной краски на белый холст. Он улыбнулся ей.

– Мама.

Она скрестила руки на груди.

– Что ты делаешь здесь, Джонатан?

Он покачал головой все с той же улыбкой на лице и вытащил кинжал из пояса. Он был узким, с тонким лезвием, как шило.

– Если еще раз так меня назовешь, я вытащу им твои глаза.

Женщина сглотнула. «Ох, мой мальчик». Она вспомнила, как держала его, холодного и не двигающегося в ее руках, совсем не как нормальный ребенок. Он не плакал. Ни разу.

– Ты за этим пришел?

Тот пожал плечами.

– Я пришел задать тебе вопрос. – Он оглядел комнату со скучающим выражением. – И кое-то тебе показать. Пошли. Прогуляйся со мной.

Она присоединилась к нему, когда парень вышел из комнаты, со смесью облегчения и неуверенности. Джослин ненавидела свою камеру, и, конечно, было бы неплохо получше узнать это место, где ее держали в плену. Его размеры, где находится выход.

Коридор за комнатой был каменный, огромные блоки из известняка, склеенные бетоном. Пол был гладким и истертым. Тем не менее, место было пыльным, будто никто не ходил здесь десятилетиями, даже столетиями.

Вдоль стен были расположены двери, находясь в произвольном расстоянии друг от друга. Джослин почувствовала, как ускорилось ее сердцебиение. Люк мог находиться за любой из этих дверей. Она хотела броситься к ним, распахнуть их, но в руке Себастьяна все еще был кинжал, и она ни на секунду не сомневалась, что он не побоится им воспользоваться.

Коридор начал заворачивать, и парень заговорил:

– Что, если бы я сказал, что любил тебя?

Женщина хлопнула в ладоши перед собой.

– Думаю, – осторожно начала она, – что я ответила бы, что ты можешь любить меня не больше, чем я тебя.

Они достигли пары двойных дверей и остановились перед ними.

– Разве ты не должна хотя бы делать вид, что любишь меня?

– А ты бы смог? В тебе моя кровь, знаешь ли. Кровь демона тебя изменила, но неужели ты считаешь, что в остальном ты унаследовал все только от Валентина?

Оставив вопрос без ответа, Себастьян открыл плечом двери и зашел внутрь. Через мгновение Джослин последовала за ним… и замерла на месте.

Комната была огромной и полукруглой. Мраморный пол тянулся до платформы, сделанной из камня и дерева, выступающей у западной стены. В центре нее стояли два трона. По-другому их и не назовешь – большие кресла из слоновой кости, покрытые золотом; у каждого была закругленная спинка и шесть ступенек, ведущие от них. За ними было гигантское окно, стекло ничего не отражало, кроме черноты. Что-то в этом зале было знакомым, но Джослин не могла понять что именно.

Себастьян забрался на платформу и позвал женщину за собой. Та медленно поднялась по ступенькам, чтобы присоединиться к сыну, стоящему перед двумя тронами с выражением злорадства и торжества на лице. Такое же выражение часто появлялось у его отца, когда он смотрел на Чашу Смерти.

– «Он будет великим, и он будет назван Сыном Всевышнего, и дьявол даст ему престол его отца. И будет царствовать он над Адом всегда, и Царству Его не будет конца».

– Не понимаю, – сказала Джослин мертвым и унылым голосом. – Ты хочешь править этим миром? Каким-то городом мертвых, полным демонов и разрухи? Будешь командовать трупами?

Себастьян рассмеялся. У него был смех Валентина: громкий и музыкальный.

– О нет. Ты совсем меня не поняла. – Он сделал быстрый жест пальцами, в духе своего отца, когда тот учился магии, и внезапно окна за тронами перестали быть пустыми.

Одно показывало пейзаж разрушенного города: высохшие деревья и почерневшая земля, мерзкие крылатые существа кружили под луной. На окнах отразилось бесплодное плоскогорье. Оно была населено темными фигурами, каждая стояла в небольшой дистанции от второй, и Джослин поняла, что они были Омраченными на дежурстве.

Второе окно показывало Аликанте, мирно спящий под лунным светом. Изгиб луны, звездное небо, мерцание речной воды. Женщине был знаком этот вид, и она вдруг поняла, почему зал казался ей знакомым.

Это была комната Совета в Гарде – преобразованная из амфитеатра в тронный зал, но здесь была та же арочная крыша того же размера, тот же вид на Город Стекла с двух больших окон. Только теперь одно окно выходило на знакомый ей мир, Идрис, из которого она пришла, а второе – мир, в котором она находилась сейчас.