Мария Сакрытина - Я хочу, чтобы... (СИ)

Я хочу, чтобы…

Вечер

В зеркале отражалось лицо человеческой девушки: кожа благородного цвета слоновой кости, тёмные чарующие глаза, высокие скулы, правильной формы нос, манящие губы…

Я пожелала не видеть, и девушка в зеркале взмахнула пушистыми ресницами, закрывая глаза.

О, Аллат!..

- Что ты наделал, колдун? – тихо, почти шёпотом произнесла я. А хотелось кричать – так, чтобы весь мир содрогнулся от моего плача. – Что ты со мной сделал?!

В зеркале появилось ещё одно отражение: высокого, намного выше девушки, мужчины, темнокожего, с короткими вьющимися волосами – завитки красиво падали на лоб. Раньше мне понравились бы такие волосы и такой лоб. А ещё жгучие, хищные глаза.

Сейчас же девушка в зеркале сморщила носик от отвращения.

- Ну что же ты, Амани? – протянул мужчина низким, бархатным голосом. Точно крадущийся в низовьях Джуманы, что за Великим морем, леопард, высматривающий жертву. - Неужели тебе не нравится это тело? Ты прекрасна, моя хумай (Хумай – птица удачи, исполняющая желания. Здесь и далее прим. автора).

- Я не твоя!

- Ну почему же? – улыбнулся мужчина. Тонкие холёные пальцы пробежались по тёмным гладким волосам девушки, подцепили прядь. – Ты моя. Вся.

Лицо девушки исказилось.

- Не смей! – проскрипела я, пытаясь вернуть родной голос, а не эти певучие, человеческие оттенки. – Отпусти меня!

Пальцы с волос перебрались на шею, щёки. Девушка в зеркале замерла, дрожа, во взгляде появилась мольба. И лишь глубоко, далеко за ней – откуда выглядывала настоящая я – горела ярость.

- Ну уж нет, хумай, - рассмеялся мужчина, лаская нежную кожу, и я ярко чувствовала его прикосновения – они обжигали. Сквозь ярость и мольбу пробилось удивление: обычно обжигаю я. – Мне совсем не нравится, что ты исполняешь чужие желания. А должна – только мои.

- Это желание я не могу исполнить, - откликнулась я.

- Можешь, - шепнул мне на ухо мужчина. – Можешь, Амани. Гляди, - он мягко повернул меня за подбородок, заставляя смотреть в сторону окна. – Скоро солнце сядет. Ночью, когда твоё превращение закончится, я овладею этим телом. И тогда ты, хумай, будешь петь только для меня.

У девушки в зеркале задрожали губы.

- Нет, - севшим, совсем не моим – человеческим – голосом выдохнула я. – Нет…

Мужчина улыбнулся, убирая руки, отступая.

- Да, - и добавил, тягуче, бархатно: – Увидимся ночью, моя хумай.

В повисшей тишине стук засова прозвучал громом, и я содрогнулась.

В тёмных прекрасных глазах отражения яркими сгустками пламени горело отчаяние.

***

- О, сайеда (сайеда – госпожа, сайед – господин), что вы делаете?!

Не выпуская из рук острый осколок, я обернулась.

Ифрит (Ифрит – джины, живущие под землёй и чаще всего появляющиеся в виде огня) в облике девушки-служанки подбежала ко мне, лепеча:

- Сайеда, вы поранились!

Я фыркнула, снова переведя взгляд на алую тонкую полоску. Раненый палец запульсировал, когда ифрит приложила к нему остро пахнущую лекарством повязку.

- Зачем же так, сайеда? – укоризненно вздохнула служанка.

- Действительно! – отозвалась я. – Всего-то какой-то человечишка поймал меня в клетку. Что тут такого…

Ифрит подняла голову, и я осеклась. На открытой золотистой груди служанки горела печать подчинения.

- Ваша клетка быстро разрушится, сайеда, - тихо отозвалась ифрит. – Человеческие тела так… смертны.

Я покосилась на её печать и промолчала. Что какая-то жалкая сотня лет (в лучшем случае) против её тысячелетия?

Ифрит молча поклонилась и принялась убирать осколки зеркала.

- Я бы могла освободить тебя, - задумчиво произнесла я. – Пока я человек… Но колдун не даст мне это сделать… Отсюда можно сбежать?

Загоревшаяся в глазах девушки надежда погасла.

- Нет, сайеда.

Я недоверчиво нахмурилась.

- Совсем? Никаких потайных ходов, ничего? Люди же это любят.

Ифрит покачала головой. И грустно произнесла, указывая на окно.

- Гули. (Гули – оборотни, живущие в пустыне, чаще всего женского пола)

- Гули? – изумилась я. – Какие-то гули могут помешать ифри…?

- Посмотрите сами, сайеда, - перебила девушка, возвращаясь к уборке.

Теряясь в догадках, я подошла к окну. Что же там за гули… О, Иблис!

- Понимаете, сайеда, - девушка-ифрит мгновенно оказалась рядом, грустно глянула вниз. – Когтями они рвут нашу сущность, а волшебный ошейник развоплощает навсегда.

Я молча кивнула. Да, то, что гуляло внизу, гулями можно было назвать лишь с очень большой натяжкой. Тело полуженщины-полукошки, лоснящаяся гладкая шерсть, громадные саблевидные клыки…