Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии

Собравшиеся разом кивнули.

– Доверим же мечи наши и души богине Иштар и пойдем к тюрьме – наемники выходят из города через Южные ворота!

Так оно и было. Солнце играло на остроконечных шлемах, непрерывным потоком льющихся через широкие ворота, на белых чепраках тяжелых боевых коней.

Битва должна была начаться с атаки тяжелой конницы, как принято на Востоке. Всадники выплывали из городских ворот стальной рекой – грозные мужи в вороненых и серебристых кольчугах в кирасах, в сплошных панцирях, бородатые, с хищными носами. Свирепые глаза их выражали решимость и ярость.

Люди высыпали на улицы, выглядывали из окон, молча провожали взорами чужеземных воинов, вышедших защитить чужой город. А горожанам было все равно.

На башне, возвышающейся над широкой улицей, что вела к Южным воротам, Саломея иронически разглядывала Констанция, который препоясался мечом и натянул рукавицы из стальных чешуек. Из окна доносился шум движущегося войска – поскрипывание сбруи и тяжелый конский топот по мостовой.

– Прежде чем стемнеет, – сказал Констанций и подкрутил усы, – у тебя будет множество пленников, чтобы насытить твоего дьявола в храме. Ему, поди, надоели мягкие тела горожан? Может, ему номады понравятся – они жилистые!

– Смотри сам не нарвись на тварь еще более дикую, чем мой Тауг, – ответила Саломея. – Помни, кто ведет врагов.

– Память у меня хорошая, потому и выхожу ему навстречу. Этот паршивый пес воевал на Западе и знает толк в штурме городов. Мои разведчики подобрались к их лагерю, а это нелегко, ведь у номадов орлиное зрение. Все же они разглядели, что верблюды волокли и катапульты, и тараны, и осадные башни. Клянусь Иштар! Чтобы все это соорудить, десять тысяч человек должны были трудиться не меньше месяца. А где он взял материалы – ума не приложу. Неужели договорился с туранцами? Впрочем, ему все это не понадобится. Я уже дрался с этими песчаными волками. Сперва перестрелка – тут моих воинов убережет броня, – потом атака. Мои полки прорвут слабый строй номадов, развернутся, ударят сзади и разгонят это воинство на все четыре стороны. Вечером я войду в Южные ворота и сотни пленников поплетутся за хвостом моего коня. Ночью мы устроим на дворцовой площади праздник – мои ребята любят сжигать пленных живьем и сдирать с них кожу. Что же касается Конана, то неплохо бы взять его живым и посадить на кол перед дворцом.

– Развлекайтесь сколько влезет, – равнодушно откликнулась Саломея. – Я давно мечтала о платье из человеческой кожи. Но уж сотню пленных отдай мне – и на жертвенник, и для Тауга.

– Все будет по твоему слову, – ответил Констанций и бронированной ладонью зачесал волосы назад. – Итак, иду сразиться и победить во имя незапятнанной чести Тарамис! – он взял украшенный перьями шлем на изгиб левой руки, правой же отдал шутовской салют. Через минуту с улицы донесся его властный голос, отдававший команды.

Саломея лениво приподнялась, потянулась и позвала:

– Занг!

Бесшумный жрец с лицом из желтого пергамента скользнул в комнату.

Саломея указала на возвышение из слоновой кости, на котором лежали два хрустальных шара и велела жрецу взять тот, что поменьше.

– Поезжай за Констанцием. Будешь сообщать о ходе сражения. Ступай!

Человечек с пергаментным лицом низко поклонился, спрятал шар в складки черного плаща и поспешно вышел. В городе стало тихо. Через минуту послышался топот коня, затем – грохот закрываемых ворот.

По широкой мраморной лестнице Саломея поднялась на крышу, защищенную от солнца балдахином. Отсюда открывался вид на опустевшие улицы и безлюдную дворцовую площадь – народ Каурана предпочитал держаться подальше от опоганенного храма. Город словно вымер.

Только на южной стене и на крышах прилегающих к ней домов толпились горожане. Они не издавали обычных в таких случаях приветственных криков, ибо не знали – победы желать Констанцию или поражения. Победа – значит снова вернется иго ненавистных шемитов, поражение – значит, в городе будет грабеж и резня. Никаких вестей Конан не подавал, а то, что он варвар – помнили все.

Полки наемников выходили на равнину. Далеко – далеко, на этом берегу реки можно было разглядеть волну конницы. Противоположный берег был усеян темными точками – осадные машины оставались на месте. Должно быть, Конан опасался удара в момент переправы.

Отряды Констанция тронулись – сперва шагом, потом рысью. Низкий рев донесся до стоящих на стене.