Сергей Дунаев - Приговоренный к жизни

— Да.

Можно так долго идти, уставившись глазами в мостовую, боясь взглянуть на нее даже случайным взглядом. Она оказалась так красива — невыносимо красива. А ведь так отворачиваться просто невежливо, она неправильно поймет, подумает — мысли какие нехорошие…

— Понимаете, Катя, в тот день, как вы уехали втроем, два человека искали Даэмона. И с ними два наверное охранника. Оба — светлые такие, похожие на братьев.

— У одного из них был след от шрама на щеке, на правой, кажется?

— Да. Откуда?..

— Обоих уже нет в живых. Оба они отдали жизнь за своего монсеньера. Один из них убит был в Минске.

— Почему Даэмона обнаружили, как вы думаете?

— Я никак не думаю. Попробуйте гулять ночью, если у вас глаза светятся. Все сразу обратят внимания. Взгляда на него достаточно. И еще собаки чувствуют кошку издалека.

— Он — волк скорее.

— Нет, он киса…

— И все же, Катерина, это не объяснение. Я что-то слышал из их разговора ночью, что-то узнал в Москве от тех, кто хорошо знает его. Это начиналось, как игра. А эти — эти приехали заранее, словно как знали.

— Что же в том удивительного?

— Я хочу сказать об этом Даэмону, или — скажите вы.

— Нет, я не стану говорить с ним на такие темы. Я знаю свое место.

— Тогда это придется сделать мне; только вот как?

— Вы считаете, это его враги? Ну ладно, буду с вами откровенна: один из них старик лет восьмидесяти, наверное?

— Да. Откуда вы?..

— Нетрудно сказать. Это друг Даэмона, один из первых верных. В Москве они почти всегда вместе, и сейчас он тоже уехал с ним.

— А второй — с перевязанным глазом.

— Такого я не видела. Ну и что? Скажите, с чего бы это беспокойство о Даэмоне? По старой дружбе?

— По велению судьбы. Я в тот день был рядом с ним.

— Так вы и Джорджа знаете?

— Нет. Того он нашел сам… непостижимо.

— Да что с вами? — ласково коснулась она своею волшебной рукой моего лба.

— «Тень идет с юга, огибая холм справа, когда ветер норд-норд-вест…» Что-то такое я читал у авгуров, римских авгуров. Вот я и представил — Москва и Питер. Кажется мне, начинаю понимать. Опять… почему я? Впрочем, не буду утомлять вас своими волнениями, раз так.

— Я не понимаю ваших волнений…

— Я боюсь, это не все. Кто-то думает, они Господь и Неназываемый…

— А кто же, если не так? — лениво полюбопытствовала Кэт, чтобы не показаться совсем уж безразличной.

— Они вообще не из нашего мира, — стоял я мрачный, — дьявол-то не Даэмон.

Потом пошел медленными шагами в сторону, не помню куда.

Она не пошла следом. Мы даже не попрощались.

Дождь черных роз, с неба падающих на землю, ветер, несущий дурман, навевающий сердцу то знакомое, что мучительно не вспомнить, убийственная красота… Невыносимая. Не во что мне больше верить, все произошло. Все тайны раскрыты, карты брошены на стол торопливым испуганным жестом, словно смерть равнодушно взглянула в глаза — им, дерзнувшим было играть со мной… И вот их нет здесь, и свечи догорают. Только одного я хотел бы видеть. Сто тысяч молитв — все не в счет. Может, ты проходил мимо меня в другом облике — может, та юная леди в московском метро, за которой я почему-то вздумал побежать… И не успел… Неведомо. Мне больно и неведомо.

Все испытания пройдены, осталось только — проходимцев разогнать. Пусть себе улицы подметают. Власть — это не только воля над ветрами, это еще и право секвестировать бюджет.

(Боже, какую ерунду я думаю!..)

— Да, войди, не бойся. Я помню тебя. Ты приехал из Тибета, кажется.

— Из Оксфорда, монсеньер. Наследник потаенной династии Бон. Ну почти из Тибета, ты угадал.

— Зачем ты здесь?

— Я принял твое знамя. Духи, подвластные мне, готовы служить тебе. Еще я знаю язык зверей…

— Ты опоздал с этим. Вся магия в прошлом — нет тех, с кем пристало воевать с ее помощью. Осталось только подобрать земную корону, брошенную на грязной дороге. Не этими брошенную, а много веков тому назад. Но оттого что ты приехал — мне все же легче на сердце, немного. Все равно признателен тебе и обещаю освободить Тибет. Садись.

— Властитель, слишком многое не кажется ли тебе странным?

— Что, например?

— Говорят, ты воскрешал мертвых. Ты знаешь, что должно за этим последовать?

— Это последовало.

— Не только там, но и здесь. Слишком много изменил ты в мире, чтобы видеть, сколько. Даэмон, ты ведь воспитан был в христианской стране.

— В атеистической…

— Абсолютно неважно. Атеизм был отрицанием именно этого бога, ты знаешь. Ты ведь не верил?