Александр Слепаков - Повесть о советском вампире

– Иди ты… – не поверил подполковник.

– Подожди. – Директор вдруг как-то даже подался вперед. – Фролов был ранен, у него на спине шрам был от осколка. А ну-ка повернись спиной и рубашку задери.

Фролов послушно повернулся спиной, сев на лавку верхом и задрав рубашку. В свете лампы на спине Фролова под правой лопаткой был очень отчетливо виден рубец, довольно длинный.

– Ну что, – спросил Фролов, – есть или нет? А то я сам не проверял.

– Ну есть, – негромко сказал директор.

– Значит, я правильно все чувствую, – отозвался Фролов.

– Охренеть, – подвел итог подполковник, он смотрел на Фролова с новым любопытством.

– Я потом этого капитана видел, он минерами командовал. И он меня видел. Долго-долго так на меня смотрел. Я его узнал. Я б его из тысячи узнал. Это был он. Как-то он себе голову назад приклеил и ходил, командовал. Смотрел на меня. Я этого взгляда никогда забыть не мог. Закрою глаза и вижу, как он на меня смотрит. И тогда что-то со мной стало. Я после этого случая изменился. Я все время его вспоминал, и потом, после войны, а особенно после того, как жена умерла. И все время какой-то странный голод чувствовал. Как будто от этого капитана что-то на меня перешло.

– Но это же все днем было, – сказал директор, – а ты говоришь, ты только ночью ходишь. Он, получается, мог днем ходить?

– И я смогу, только потом. Когда привыкну, – признался Фролов.

Из дома вышла жена подполковника Клава с тарелкой чего-то дымящегося в руках. Она подошла к столу, поставила тарелку, это было тушеное мясо с луком, сказала:

– Кушайте на здоровье, – и пошла обратно в дом.

На появление третьего за столом вообще не отреагировала.

– Она меня не видела, – объяснил Фролов, – я могу так сделать, что на меня внимания не обращают, как будто меня нет. Зачем ее пугать?

– Да, наверное, – отозвался директор, – вот явление природы… Слушай, а ты чеснока боишься?

– Как это? – удивился Фролов.

– Ну… запах чеснока отпугивает тебя или нет? – спросил директор.

– Нет… неприятно, конечно, но не отпугивает, а что вы спрашиваете? – удивился Фролов.

– А я понял, из-за кого ты спрашиваешь, – засмеялся подполковник.

Вдруг Фролов вскочил и, ни слова не говоря, побежал к калитке, причем оказался у нее в два прыжка.

– Ты что? – крикнул директор, но в ответ ему только хлопнула калитка.

Какое-то время они сидели молча. Потом директор спросил:

– Миша, ты тоже все это видел и слышал или это мне по пьяни привиделось?

– Не привиделось, – отозвался подполковник.

– Ну, тогда мы с тобой, как настоящие марксисты-ленинцы, должны признать, что вампиры существуют на самом деле, – сказал директор.

– Да, может, он и не вампир, – предположил подполковник.

– Он сам сказал, – заметил директор.

– Я все равно не верю, – отозвался подполковник. – Своими глазами вижу, а не верю.

– Фролов при жизни был точно не в себе, что-то такое его мучило, он странный очень был мужик, – директор как будто думал вслух, – и еще этот шрам.

– И значок, – добавил подполковник. – И как его Клава не заметила? Как его можно было не заметить? И в два прыжка до калитки! Тут не меньше десяти метров. Так люди не ходят.

– Но ведь это же дурость какая-то, – не мог успокоиться директор.

– Значит, нам показалось, – ответил подполковник. – Давай выпьем на посошок. И пойду солдата будить. Время уже вон какое.

Иевлева сама не очень хорошо поняла, каким образом она после сцены в медпункте оказалась на улице. Выглядело это так, как будто она вместе с Фроловым выпрыгнула в окно, но теперь это выглядело неправдоподобно, как это – в окно? И одновременно очень смешно… «Представляю себе их лица», – пронеслось в голове. На улице Фролов ей сказал:

– Мне нужно одного человека увидеть, ты иди к себе.

И ушел. Спать ей не хотелось, и она, пройдя мимо общежития, пошла к реке. «Что-то со мной происходит, – думала Иевлева, – я стала легкая, из окон прыгаю, как кошка, усталости не чувствую, когда не сплю. Днем все такое яркое, так красиво, ведь не в Альпах мы тут, а мне так нравится эта холмистая степь. Я стала острее переживать то, что вижу. Раньше, бывало, приедешь на море, выйдешь утром на берег, ну, красиво, конечно. Но… красиво и красиво. А теперь смотрю на кусок поля с бетонным каналом на краю и оторваться не могу. Какое это волшебное все! Вот сейчас сижу себе под грибочком на пляже, смотрю на реку, и само дыхание, просто вдох и выдох кажутся мне чем-то необыкновенным, стоящим внимания, дающим радость. И я теперь понимаю, что близость с ним меня изменяет, потому что он существо не обычное смертное, а он часть той природы, которая скрыта от нас, наверное, для нашего же блага. И неизвестно, не пожалею ли я об этих изменениях потом, но теперь это так чудесно. Я хочу остаться такой, как сейчас. Переживать жизнь с такой остротой – это все, что мне нужно. Мне не нужно видеть будущее, уметь летать на метле, привлекать мужчин заговорами. Они и так при мне закипают, стоит мне этого захотеть. Я просто хочу, чтобы все оставалось так, как есть. Но ведь время не задержишь, придет осень, потом зима. Я уеду отсюда. В городе все по-другому».