Мария Сакрытина - Клятва

- Но, па-ап, они мешают мне с королём знакомиться! – вставил Никки и, повернувшись к Валерию, сообщил: - Меня зовут Николас. Но можно просто Никки. Слушай, а это, правда, что у тебя собаки есть? Много?

Валерий моргнул, глядя на Никки уже не испуганно, а изумлённо:

- Д-да…

- Покажешь? – тут же попросил сын. – А у меня есть Волк. Хочешь, я его тебе тоже покажу? Только он сейчас где-то по саду бегает, так что, может, выйдем к нему? Его все почему-то боятся, но это неправильно – Волк хороший и всегда даёт себя дёргать за уши. Только ворчит иногда. А у тебя собаки где?

- На псарне…

- Псар-не, - повторил Никки. – Лошади в – «ко-нюш-не», а собаки на «псар-не». О, я выучил. Видишь, какой я умный!

Валерий снова моргнул и вдруг захохотал. Долго не мог успокоиться – обалдевший Никки хлопал его по руке.

- Ну пошли, покажу тебе собачек, чародей, - хихикая, произнёс, наконец король.

- Пошли, - согласился Никки. – А во что ты обычно играешь… ой! – поскользнувшись.

Валерий поймал его за руку, похлопал по макушке.

- Какой ты ещё маленький…

- А я вырасту и стану выше тебя, - надулся Никки.

- Правда? – недоверчиво усмехнулся Валерий.

- А я почём знаю? – буркнул Никки.

- Ну ты же чародей!

- И что, я теперь всё знать должен?

- Ну, не всё, но…

Честно говоря, я и раньше полагал, что Валерию не хватает общения со сверстниками, и это не идёт ему на пользу. Никки раскрутил его за полчаса. Я оглянуться не успел, а Валерий уже показывал ему псарню, а потом и учебный плац. И хохотал едва ли не громче Никки. А на третий вечер – перед нашим отъездом, когда я заглянул в свою спальню после нудного выгуливания восточного посла по столице, Валерий с Никки сидели на кровати и дружно тягали бедного волколака за уши. Демон обречённо косился на дверь, а, когда увидел меня, заскулил: «Спасай!».

В Заводь Никки уехал, забрав в подарок от Валерия щенка мастиффа. Но два дня спустя после приезда, наигравшись, заскучал: «Пап, что ты вечно с этими свитками сидишь, поиграй со мной». На третий день в Заводь совершенно неожиданно приехал Валерий, и я вздохнул спокойно, скинув мальчишек на гвардейцев. Капитан королевской стражи тогда во время ежедневного доклада особенно подчёркивал, что они нашли моего сына и короля в подвалах в компании громадного волка и пяти призраков – и нельзя ли как-нибудь сделать так, чтобы хотя бы волков и призраков в окружении короля не было?

«Призраки?» – поинтересовался я, укладывая мальчиков спать – в одной спальне и на одной кровати, иначе они ложиться отказывались. «Страшные демоны-мстители подземелий», - улыбнулся Валерий. «Ага», – отозвался Никки, и, щёлкнув пальцем, создал такую страхолюдину, действительно прозрачную, что у меня волосы дыбом встали.

На следующий день в Заводь приехал Арий, и в доме стало поспокойнее. В Заводи, к сожалению, не в стране. Запад усилил пограничные гарнизоны, а спустя седмицу после моего приезда прислал сообщение с «просьбой» принять посольство для переговоров о мире. О мире! Все прекрасно понимали, каким может быть этот мир – Хеления нацелилась положить и Мальтию в карман, чтобы выйти через нас и к богатому Югу, а заодно и захапать серебряные рудники Севера.

Посольство во главе с королевой собиралось прибыть ещё через седмицу. По докладам шпионов Хеления не скрывала своих «мирных» намерений и везла Проклятую армию вместе с чародейкой.

Нам же, похоже, оставалось только молиться, что аппетиты королевы чуть угаснут после встречи с целителем. Молитва была горячей, но и только – Арий сразу признался мне, что не сможет сдерживать Проклятых больше суток. На мой вопрос, что можно сделать, он с безмятежным лицом сообщил: «Всё в руках Матери» и пошёл вылавливать короля и Никки из сада.

Честно говоря, в пору было повеситься. Я, насколько возможно, стянул армию к столице – чтобы Западников встречать с помпой. Хотел отправить Валерия и сына на Север, но Арий отговорил. У меня вообще складывалось впечатление, что он знает что-то про эти переговоры, но почему-то отказывается мне говорить. Я злился на него, злился на себя – если бы я не сглупил тогда с Элизой, ничего бы этого не было. Теперь я виноват, а умрут тысячи – и я ли об этом не знал? Они будут на моей совести – из-за моего глупого эгоизма.

Каждое письмо с Запада или с границы, каждый доклад теперь вызывал у меня жуткое желание повеситься, утопиться и просто не быть.

- Не грусти, пап, - пробормотал Никки, однажды вечером пробравшись в мой кабинет. – Всё будет хорошо. Вот увидишь.