Александр Воронков - Темный век. Трактирщик

Добрались мы до невысокой калитки в сложенной из дикого камня стене. В ответ на негромкий стук моего спутника в дверце открылась зарешёченная форточка-летка и привратник с щетинистыми щеками и убийственным чесночным запахом изо рта сварливо поинтересовался, кого именно бог принёс в мирную обитель. Однако разглядев брата Филиппа, страж монастыря тут же разулыбался, и с минуту погремев засовами, распахнул калитку. При взгляде на меня его лицо вновь приняло подозрительное выражение:

— Кто сей мирянин, брат вивлиофик?

— То мастер Белов — добрый христианин, брат вратник, он прибыл издалека, потому и платье имеет непривычное, и речь его неровна. Надобно пока что позвать кого-то из послушников, помогающих брату гостиннику, чтобы те свели его в странноприимный приют.

С этими словами монах довольно быстрым шагом пересёк крохотный, не больше десяти метров в диаметре двор и скрылся за очередной дверью в поросшей плющом стене. Монастырский страж тем временем молча указал мне на каменную скамеечку обочь калитки. Что ж, посидим, подождём…

А ведь не зря мне брат Филипп интересным типчиком показался… Вивлиофик… Библиотекарь, что ли, по-нашему? Ну, если и библиотекарь — то не простой, ей-ей не простой. Пять языков знает, авторитетом пользуется не только среди тёмных простолюдинов — с этими-то как раз всё понятно: религиозный фанатизм и всякое такое, — но и в самом монастыре, и у городских стражников. Монгольский изучал, по его же словам, следовательно, велика вероятность, что с оккупантами общался вплотную: возможно, в качестве переводчика, а возможно — и в составе "ограниченного контингента" туменов или хашара пришлось по Европе прогуляться? Ну-ну… И потом: что это монастырского библиотекаря понесло шайтан знает куда в задрипанную таверну? Пивка попить приспичило? Ага. То он в городе пива бы не нашёл. А ведь "У моста" он явно не в первый раз появился: завсегдатай…

Ожидание моё не затянулось. Через несколько минут послышалось шлёпанье босых ног и вот уже рядом возник невысокий паренёк-послушник, но уже не в коричневой, а в чёрной рясе с капюшоном.

— Прошу тебя проследовать… — повернулся, не сомневаясь, что я-таки "проследую", и направился в правый дальний угол дворика, где в плющевых зарослях угадывались очертания ещё одной двери с нишей над нею. Когда мы приблизились, в нише стала видна деревянная статуя бородатого дядьки с гусём у ног, одной рукой делающего жест, призывающий к молчанию, а другой прижимающего к груди пухлый том — Библию, если судить по кресту на обложке. На всякий случай, входя, перекрестился. Судя по одобрительному кивку, провожатый заметил моё "религиозное рвение".

За дверью царил мрак. Не то, чтобы полная темнота, однако мне как-то гораздо комфортнее было на дворе, под ясным весенним небом. Внутрь здания вело четыре пути: коридоры прямо и влево, и две каменные лестницы без перил, соответственно, вверх и вниз. Вниз, в монастырские подземелья, лезть почему-то совсем не хотелось: я вам не диггер какой-то, а нормальный копарь… Провожатый потопал вверх. Тем лучше!..

Осторожно преодолев два лестничных пролёта — сверзиться ну ни капельки не хочется, знаем мы здешнюю медицину! — я вслед за послушником оказался в довольно большой комнате, освещаемой только падающими из окон-бойниц лучами. Пол устилали пахучие сенники, на каждом из которых спокойно могли бы разместиться по трое здоровых мужиков, да ещё и трошечки места осталось бы. Впрочем, народу в комнате почти не было. В проходе между тюфяками прямо о каменные плиты пола отбивал поклоны коленопреклонённый бородач, грубая рубаха которого резко контрастировала с выглядывающими из-под неё ярко-зелёными бархатными штанами, заправленными в серые сапоги с загнутыми носами и высокими каблуками. Поблизости от него тянулся лицом к подоконнику менее экстравагантно одетый дядька в сером плаще с откинутым капюшоном. Ещё двое — молодые парни — сидя на матрасе, конались дорожным посохом. Знакомо… У самого дальнего окна лежал последний обитатель помещения — укрытый под горло шерстяным одеялом парень явно южного облика. Судя по испарине на смуглом лбу и хриплому дыханию, у хлопца явно жар. Да, не самое приятное соседство, но тут уж деваться некуда: не поймут-с претензий, как говаривал поручик Ржевский.

— Располагайся, уважаемый, отдыхай! — тон послушника был предельно вежлив, но не более того: текст был явно заучен. — Возможно, тебе сегодня ещё предстоит беседа…