Марк Лоуренс - Император Терний

Я видел, как Кент подхватил меч упавшего человека как раз перед тем, как другой пригнул его к земле. Мертвые обступали нас, и помост превратился в остров. Они врезались в Сотню, что была у нас за спиной.

— Беги! — снова сказал Мертвый Король. — Они выпустят тебя.

— Нет.

— Нет? Но разве это не то, что получается у тебя лучше всего, брат Йорг? Разве ты не можешь оставить ребенка умирать и убежать прятаться? А вдруг ты сможешь найти еще один куст и укрыться в нем?

— Что… кто ты такой?

Я смотрел в глаза Кая Саммерсона, пытаясь увидеть то, что за ними.

— Ты оставил мать с сыном умирать, Йорг, и сам ускользнул. Я не скажу.

Ехидство звучало в каждом слове, будто я нанес ему глубокую личную обиду.

Каким-то образом я схватил его за горло, хоть и знал, что он не нуждается в дыхании и легко может сломать мне руки.

— Ты ничего о них не знаешь, ничего!

Я развернул Мертвого Короля, и он не сопротивлялся.

За его плечом Горгот привалился к стене, прижимая что-то к груди. Двое из шести троллей бились вокруг него. Безжалостность, немыслимая скорость, сила, умение сражались против немыслимого численного превосходства. Конечности, кишки, броня летали по алым дугам, но мертвые все равно наступали. Горгот склонился над своей крошечной ношей, прикрывая ее от мертвых своим телом, наклоняясь все ниже, пока совсем не потерялся в гуще схватки. Белое лицо Мианы виднелось из-за его плеча.

Мертвый Король улыбнулся мне — изогнутая уродливая усмешка, мои руки белели у него под горлом, шрамы от шипов выступили на запястьях и предплечьях. Боль снова вспыхнула, и хотя каменная крыша над головой все еще была цела, казалось, что надо мной бушует буря, что с черного неба хлещет дождь.

— В конце концов, — сказал я, — магии нет, есть только воля.

Я ударил Мертвого Короля, сфокусировав на нем все свое желание увидеть его гибель. Я всю жизнь руководствовался жаждой — жаждой мести, славы, запретного плода — чистой и острой, как клинок. И такая жажда, такое обостренное желание и есть основа любой магии — так мне сказал Зодчий.

Сквозь прищуренные веки я увидел, как глаза Мертвого Короля расширились, будто я и правда душил его.

— Ты уступил Кориону, Лунтар копался в твоей голове, как хотел, даже Сейджес играл тобой. — Он выкашлял слова мимо моих рук, все еще криво усмехаясь. — А ты думаешь, что можешь остановить меня?

Я мог сказать ему, что стал старше. Я мог сказать, что не стоял между теми людьми и моим сыном. Но я ответил:

— Испытанные заклинания, записанные в книгах, действуют лучше новых изобретений. Руны и знаки, использовавшиеся веками, служат лучше вчерашних открытий. Через них стремления человека находят путь в реальный мир. Я одолею тебя, потому что теперь за мной стоят миллионы. Потому что сейчас моя жажда победы течет по древнейшему из путей.

Я сказал ему это потому, что в правде есть сила и ум бывает остр, как клинок.

— Веришь? Бога обрел, да? — Он рассмеялся, не обращая внимания на сдавленное горло. — Воля верующих не послужит тебе, потому что ты убил папессу, Йорг. Так не бывает.

— Люди могут верить и в другое, Мертвый.

Вокруг кричали, мелькали красные руки, умирали богатые и могущественные.

— Нет ничего…

— Империя, — сказал я. — Миллион душ, рассеянных по обширной Разрушенной Империи, молящихся о мире, о дне, когда на троне воссядет новый император. И им буду я.

Я снова ударил. Император в сердце Империи, несломленный. И Мертвый Король пошатнулся, ослабленный, заточенный в плоть.

— Я пришел мстить, — сказал Мертвый Король, хоть я и не представлял, о какой мести он говорит. — Чтобы показать тебе, что я сделал с собой после того, как ты покинул меня. И смотри, чего я добился! — Не обращая внимания на мою хватку, он раскинул руки, чтобы показать на кишащую вокруг раззолоченную орду. — Я принес вам царство мертвых. Дай мне присоединиться к тебе, брат. Дай мне вести наши армии, и я безмерно расширю границы Империи, в этом мире и в грядущем, и сделаю ее единой — и нашей. Оставь этих друзей, эту жену, которую ты не выбирал.

И я ударил изо всех сил. Я ударил мощью Империи, силой миллионов, самим сердцем Империи, в которой могущественное величие былых императоров и надежда будущих поколений проложили путь моей власти в реальность. Ветер выл вокруг нас, холодный, пронизывающий. Кай Саммерсон бился за освобождение внутри собственного тела: святой в любой момент может согрешить, проклятый — искупить грехи. Ветер говорил, Мертвый Король бился со мной.