Дмитрий Щербинин - Последняя поэма

— Вы слышите нас? Да ведь, вы ведь помните свое детство? Вы помните, что случилось, когда мы стали свободны, когда мы были в том, счастливом мире?.. Помните ли Веронику?.. Вы все ее любили… Да и сейчас любите — она, ведь, была вашей звездою…

Тогда Фалко, впервые за долгое время, медленно опустился на колени — он сразу же по самый пояс погрузился в снег, но голову он держал высоко поднятой, и смотрел на юго-восток — навстречу полчищам снежинок, туда, где за ними был сокрыт Мордор. Вот девять теней растаяли, но и Фалко и Хэм знали, что они там, за этими снежными верстами, там в стране мрака. И тогда Фалко протянул туда руки, и прошептал:

— Пусть небо очистится от туч. Я молю, я жажду этого, я люблю. Пусть увидят они красоту звездного неба. Пусть вспомнят. Пусть наберутся сил для борьбы. Пусть услышат эти строки:

Оставив Аргонию и Маэглина, Альфонсо, как было уже сказано, из всех сил, подобно темному вихрю, устремился к замку. Он, как и прежде, разрывался беспорядочными, хаотичными черными крыльями, которые то углублялись в непроницаемо черный цвет, то наполнялись бордовым сиянием, то вспыхивали раскаленным железом. Беспрерывным потоком вырывались из него молнии — казалось, что — это даже и не молнии вовсе, но капель со свечи, которую подвесили над пламенем. Эта бесконечная, ослепительно сияющая череда вгрызалась в и без того уже истерзанные, изожженные камни, разрывала в их в стремительные, раскаленные осколки — Мордорская земля дрожала от этой череды. Но вот Альфонсо оказался уже перед самым замком, и там страсть его и ярость, достигли наивысшего своего предела. Он в каждое мгновенье изгорал, но в каждое же мгновенье и возрождался — он вновь заревел, вызывая своего главного врага — Ворона на поединок. И тогда окружили и стали сдавливать его эти ослепительные, ярко блещущие цепи — они, сами призрачные, вгрызались в его призрачную плоть, жгли его — что может сравнится с этой мукой?.. Нет — я не в силах представить этого мученья, а он еще раз взвыл ими Нэдии, и отчаянными, могучими рывками продолжал рваться вперед, на эту мрачную, неохватную громаду. Он ревел, и все ярче разгорались вокруг него цепи, все большей болью переполняли. От ярости, и от жажды любви — сознание его в каждое мгновенье меркло, и тут же вспыхивало жаждой борьбы. Наконец, он, весь окруженный слепящими цепями, осветил мертвенным светом весь Мордор, и с воем ураганного ветра рухнул к земле. Он с огромной скоростью врезался в раскрошенное каменное плато у подножия замка, и вновь все содрогнулось, разбежались еще новые трещины, и вырвались из них ураганы пламени. Он, сдавленный каменной и железной толщей лежал без всякого движенья — бессчетные тонны давили на него, раздавался оглушительный скрежет, и в нем проступали слова: «Глупец, глупец — зачем эта напрасная борьба? Ты направляешь свою ярость ни туда, куда надо. Подчинись мне, и я укажу, что ты должен делать…»