Саша Суздаль - Туманный Кот

— Мне нет дела до вашего имени, поэтому – до свидания!

Сообщив своё «фе» наглому посетителю, Мари схватила его и отправила за купол. Но ничего не произошло. Морриер, как стоял на месте, так и остался, а израсходованная сила подло сработала на тело Мари отдачей, отчего она шлёпнулась на землю. Морриер, улыбаясь, протянул Мари руку, чтобы помочь ей подняться. С раздражением оттолкнув его руку, Мари поднялась, чтобы наброситься на незнакомца, но он сам убрался, сообщив перед этим: — Я надеялся на более тёплую встречу.

«С какой стати?» — возмутилась она, но незнакомец уже исчез, как будто растворился в воздухе.

«Кто он такой?» — задалась вопросом Мари, понимая, что встретилась с силой, соизмеримой ей. Совсем расстроенная, она отправилась во дворец, с пафосом названный Томом, как «Замок Преображения».

Ночью Слэю снилась прекрасный сон, в котором они целовались с Эйсинорой, а потом долго ласкали друг друга, после чего занялись любовью. Мари не напрасно выделяла Слэя из всех дримов, так как он виртуозно использовал свою фантазию, разбавляя её фактами из жизни, отчего картинки из снов выглядели правдоподобно. Братья Гай, увидев в таком виде свою сестру, хмурили во сне брови, а утром собрались для короткого совещания, на котором решили прижучить Слэя по полной программе, как только его поймают. Эйсинора тоже видела сон, и то, что они делали вместе со Слэем, ей понравилось, хотя в действительности у них с дримом любовные утехи заканчивались только поцелуями.

Мари, не имея надобности спать, паслась в голове дрима, испытывая вместе с ним его любовную интригу. Она с радостью подумала, что небольшая разлука только укрепит любовь Слэя и Эйсиноры.

Правитель Райны, Нук, во сне видел кошмары, так как боялся, что у него украдут все хутинки, наворованные за время работы, а когда кошмары кончились, перед его внутренним взором открылась картинка, на которой молодая пара занималась любовью. Так как у правителя имелись проблемы в сексуальном плане, сон ему не понравился, отчего утром он спросил у своего распорядителя:

— Коль, что у нас делает дрим? Почему мне всю ночь снилась какая-то баба? И никто меня не хвалил?

Коль, который спал без задних ног и никогда не видел никаких снов, подумал про себя, что хвалить правителя не за что, а Нуку глубокомысленно заметил:

— Может, тебе стоит завести новую жену?

— Я с нынешней женой не знаю, что делать, — пожаловался Нук, — ходит по дворцу и шилом надкалывает все фрукты.

Сексуальные сны транслировались несколько ночей. В одно утро Слэй лежал на кровати, закинув руки за голову, и бессмысленно разглядывал не оштукатуренный потолок в своей комнате. По сравнению с комнатой в Мокаши, что в столице Тартии, данное помещение и рядом не стояло, поражая своей убогостью. «Как я могу показать её Эйсиноре?» — огорчился Слэй, и напоминание о своей любимой, снова облекло его душу унынием и печалью.

— Уважаемый дрим, к вам можно? — раздался голос за круглым окном и Слэй вскочил, как ошпаренный – кто-то за стеной умудрился забраться на такую высоту.

Когда, через пару дней, Эйсинора с утра попала на баркас, то весьма удивилась поведению братьев и Секлеции. Каждый из её ближайших родственников вёл себя, как хмельной, стараясь непроизвольно дотронуться до девушки. Эти лёгкие прикосновения действовали на Секлецию возбуждающе, зажигая её глаза, в которых тонули все мужчины. Эйсинора, обнаружив, что её братья свихнулись на Секлеции, а рассматривая её умиротворённое лицо, догадалась и спросила:

— Ты что, спишь со всеми моими братьями?

— Я же их люблю, — улыбаясь, ответила Секлеция.

— А они? — спросила Эйсинора.

— А они меня обожают, — прикрыв глаза, ответила Секлеция, улыбаясь чему-то своему.

— Дикость какая-то, — пробормотала Эйсинора, пытаясь представить себе нескольких любимых, но кроме Слэя никого вообразить не могла.

Секлеция так не думала, поэтому, от избытка чувств, обняла Эйсинору и потискала, чем только её напугала.

— Если мои братья будут из-за тебя драться – я тебя сама убью! — пообещала Эйсинора.

— Хорошо, — согласилась Секлеция и чмокнула её в щеку. Эйсинора представила, как все её лохматые братья голыми окружили нагую Секлецию, и от этой картины ей стало дурно. «Чокнутые здесь все!» — подытожила Эйсинора и убралась на баржу, чтобы не лицезреть этого безобразия. Стах и Котин, увидев её состояние, ожидали, что она с ними поделится новостью, но, красная как рак, Эйсинора молчала, как партизан.