Анатолий Куликов - Странник и принцесса

— Наверное, это младшая сестра — подумал Луг. Он всего несколько мгновений видел её лицо, немного грустное, но безумно красивое. Сама она была подобна утреннему солнцу, встававшему в нежном розовом утреннем небе, ибо такого цвета было её платье.

Король сел в центре стола, а его дочери расположились по правую и левую руку. Та, что приглянулась Лугу, села слева.

— Точно, младшая — заключил странник, немного разбиравшийся в придворных порядках.

За ужином было тихо. Королевская семья меж собою вообще не разговаривала, а воины перекидывались меж собою несколькими словами и вновь надолго замолкали. Луг же украдкой следил за младшей дочерью, не позволяя себе наблюдать за нею постоянно и напрямую. Он много где путешествовал и видел много такого, чего и не все сказки сказывают, а уж сколько людей повидал — разве что звёзд на небе будет больше. Видел он много красивых молодых девушек, из простых семей и из знатных родов, но никогда не видел такой красавицы, как младшая дочь короля.

Меж тем король Нуад закончил трапезу и внимательно оглядывал присутствующих. Он отпустил слуг, и те, низко поклонившись, ушли к самому дальнему столу, за которым сидел Луг. Королю было откровенно скучно, и он решил себя занять хотя бы этим. Уж было всяким лучше, чем сидеть в комнате и смотреть в тёмное окно, за которым могучий ветер гнул деревья и поливал нещадно дождь.

Нуад заметил, что за столом, где сели только что слуги, был ещё один, новый, незнакомый человек. Король негромко позвал сидевшего рядом воина и велел позвать незнакомца сюда. Воин поклонился и направился к Лугу. Вскоре тот уже стоял перед королём, не зная — радоваться тому или нет.

— Тебя я не заметил прежде среди остальных — начал король неспешно. — Я думал, что остановился здесь, в такой глуши да в такую непогоду, лишь один. Мне никто не сказал, что здесь есть кто-то ещё. Как тебя зовут? Кто ты?

— Я, ваше величество, человек — ответил он, поклонившись. — Зовут меня Лугом по прозвищу Странник, или Путешественник. У меня много имён и прозвищ, но только эти два — самые знаменитые.

— Человек? — король усмехнулся. — А есть ли у тебя, человек, ремесло? Ты, верно, охотник?

— У меня много ремёсел — ответил учтиво Луг. — Я всю жизнь странствую по миру, и жизнь меня научила многому. Я искусен и охоте, и во врачевании. И кузнечному делу обучен, и плотницкому. И сыграть смогу, и о множестве чудес рассказать. Бывал я, ваше величество, и на далёких снежных равнинах, и поднимался на самые высокие горы, в глухих лесах и вольных степях ходил — и всюду учился. Много чего разумею, но я не лучший среди других.

— Не лучший среди других, но тяжело найти людей, искусных в стольких ремёслах — сказал король. — При своём дворе собрал я много славных мастеров, но таких, чтоб знали столько, я прежде никогда не встречал. Если же только ты не сочиняешь для красного слова.

— Я ни разу не солгал вам, ваше величество — ответил Луг. — Есть много способов проверить.

— Пока оставь — сказал король, подняв ладонь. — Скажи мне лучше, как случилось, что ты вынужден странствовать по миру?

— Вашему величеству, я полагаю, не будет приятно слышать сию историю. Она проста и обыденна — подобных ей в нашей стране бессчётное количество.

— Нет, я желаю слушать — велел Нуад. — О собственной стране я слышу лишь со слов моих министров и придворных, но никогда ещё не слышал я живой, простецкой речи. Так что говори. Я обещаю, что не разгневаюсь на твои речи. Дайте ему на что сесть!

Лугу подали небольшой табурет. Он сел напротив короля, но на почтительном расстоянии от его стола.

— Когда я был малым мальчишкой… — начал рассказывать Луг. — Вы, ваше величество, верно помните, что издали закон, по которому все дети, что старше восьми лет, должны работать. А те, кто делать этого не хочет, то их родители уплачивают налог, и так каждый год. Мой отец был кузнецом и я работал у него, но наш сборщик податей всё время не верил, что я могу орудовать тяжёлыми мехами, и говорил, что мне лишь на господском дворе работа считаться будет. В ином же случае он грозился привести солдат и всё отнять, что мы имеем. И нам пришлось ему платить, год от года всё больше. Пока не настало мне двенадцать лет. Дохода от кузницы нам едва хватало на жизнь, пока не сделалось совсем уж плохо. У моего отца была хорошая корова, дававшая нам много молока. Могли бы мы им торговать, но на то нужно было разрешение, а денег на него у нас не было. Мы продали корову, а с вырученных денег стали платить сей налог. Деньги быстро кончились, и мой отец решился было продавать кузницу, а самому идти в услужение к этому господину сборщику слугой-придворным. Но я не позволил. Я попросил у отца и матери прощения и ушёл странствовать, куда ноги унесут.