Елизавета Батмаз - Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой

Я понимаю, чего он хочет от меня, и раньше со страхом думала об этом. Теперь мне все равно, днем раньше или позже, но я совершу то, что предначертано. Если бы рядом был Арсений, я бы ни за что не сдалась, потому что знаю, он никогда бы не поверил в то, что говорит про меня этот страшный человек.

Сейчас я пишу, а сама вздрагиваю от каждого шороха, боюсь, — что Глеб придет за мной снова. Его здесь нет, но тот страх, который он породил во мне, навсегда останется в моей душе, он уйдет только со мной. Когда-то я мечтала о счастливой жизни, думала, что у нас будет много детей, мы станем часто путешествовать и состаримся с Глебом вместе, сейчас эти мечты кажутся мне бесконечно глупыми, а человек, с которым я жила, незнакомым. Я не знаю, сколько мне осталось. Но мое единственное желание, чтобы кто-нибудь когда-то рассказал хотя бы брату, что я не была сумасшедшей».

Я закрыла дневник, перед глазами все плыло, так вот что случится со мной, исчезну, и обо мне никто даже не вспомнит добрым словом.

Я задумчиво листала страницы дневника, когда из него выпал клочок бумаги; взглянув, увидела, что на нем почерком Кати написан номер и одно слово — Арсений.

Убрав все вещи, я захватила лишь кусочек бумаги, который стал единственной моей связью с внешним миром. Незнакомый мне человек, который, как думала Катя, способен поверить в ее историю, стал и для меня главной надеждой на спасение. Всю оставшуюся ночь я провела словно в бреду: мне снились четыре девушки, которые уговаривали меня бежать; Глеб, который целовал мои руки и просил остаться; мама, которая плакала и умоляла не уходить.

На следующее утро я чувствовала себя совсем разбитой. Глеб внимательно посмотрел на меня, похлопал по плечу и сказал, что скоро все закончится, ждать осталось недолго. Я кивнула, потому что больше мне ничего не оставалась, и покорно ждала, пока он не вышел из дому. Прошло больше получаса, прежде чем я уговорила себя встать, вынуть из кармана смятый клочок бумаги и набрать номер телефона.

Этот звонок был для меня единственным возможным спасением. Я затаив дыхание ждала, но ответом мне были длинные гудки, наконец, когда ждать уже не было смысла, трубку подняли, и мужской голос на другом конце провода произнес:

— Вас слушают.

Слушают, меня слушают, я хотела что-то сказать, но не могла произнести ни слова.

— Алло, кто это, вы будете говорить?

— Арсений?

— Да, слушаю вас.

Я не знала, что сказать и как представиться, хотелось просто заплакать в трубку.

— Девушка, вы там уснули?

— Я узнать хотела…

— Отчеты о командировке вышлю через два дня, — тут же бодро отрапортовал голос.

— Я не про отчеты…

— О, извините, думал, с работы звонят… А вы что узнать хотели.

— Про Катю, я хочу узнать про нее. Что с ней случилось?

В трубке послышались короткие гудки. Я вновь набрала номер, без особой надежды на то, что мужчина ответит снова, но трубку сняли.

— Я прошу вас, не вешайте трубку, у меня очень мало времени, мне нужно узнать, что случилось с Катей.

Молчание. Наконец мужчина начинает говорить:

— Послушайте, не знаю, кто вы и чего хотите, но Катя умерла, поэтому не смейте больше сюда звонить и тревожить меня.

— Подождите! — мой голос срывается на крик. — Прошу у вас только минуту. Выслушайте меня.

Я начинаю сбивчиво рассказывать этому человеку все, что помню из жизни с Глебом, он молчит и не задает никаких вопросов.

Заканчиваю рассказ тем, что нашла дневник Кати, в нем был этот номер телефона, говорю о том, как Катя верила, что Арсений сможет ее спасти, и о репродукции Мунка, которая висит у меня в спальне. Мужчина продолжает слушать, а потом отвечает очень кратко:

— Да, я брат Кати. И да, я не смог ее уберечь и спасти от этого мужчины.

— Значит, вы верите, что я не сумасшедшая.

— Да, я верю, что ты и моя сестра никогда не были такими. Где ты живешь? Назови адрес, и я приеду и заберу тебя оттуда, даю слово. Но ты отдашь мне ее вещи, не хочу, чтобы этот человек прикасался к ним.

Я называю ему адрес, и он говорит, что сможет приехать ближе к вечеру.

Через пару часов домой возвращается Глеб, он возбужден, глаза блестят.

— Собирайся, — говорит он. — Нам пора.

Смотрю на него — и знаю, это конец, все мои попытки освободиться были тщетны, Глеб никогда не отпустит меня, потому что я давно стала его личной вещью, от которой теперь пришла пора избавиться.

— Ты достаточно страдала, милая, теперь ты можешь уйти спокойно, — говорит мне муж. — Я тебя люблю, и мне жаль, что приходится поступать с тобой именно так, но ничего не поделаешь.