— Это я! Я во всем виновата!
— Расскажите, как было дело.
Завьялова отирает ладонью слезы, отрешенно смотрит в сторону.
— Расскажите, расскажите. Где и как вы познакомились с Камиловым?
— Три года назад, в Сухуми.
— Что вы там делали?
— В отпуске была. Приехала без путевки, а Эдик… Он тоже там отдыхал. Заметил меня еще в поезде, предложил свои услуги с устройством: «Будет тебе месяц райской жизни!» И устроил. В Сухуми у него повсюду знакомые. У ресторана иные часами в очереди стоят. А перед ним, лишь подойдет, швейцар чуть не расшаркивается. И потом… Вы видели Эдика?
Знакомый вопрос! Вспоминаю облик Камилова: прямой тонкий нос, темные, словно маслины, глаза, красивое смуглое лицо, черные густые волосы и длинные, пушистые ресницы… Да, такие нравятся женщинам.
— Правда ведь красивый? Все девчонки без ума от него. А он лишь со мной и со мной. Нравилось в нем все: и негромкий смех, и уверенность в себе, и невероятная щедрость… Чем только он не одаривал меня!.. — Завьялова вздыхает. — И вот, чем ближе наступал день отъезда, тем больше страх — как буду без него? А он с собой позвал. Узнал о моей мечте стать артисткой и позвал. У нас, говорил, в городе свой театральный вуз есть. Рассчиталась я на службе, машинисткой тогда работала, распростилась с родными и… Устроилась здесь на квартире. Продолжала встречаться с ним.
— У него что же, другой девушки до вас не было?
— Была. Какая-то парикмахерша. Но Эдик сказал, что расстался с ней навсегда.
— Ну-ну, продолжайте.
— А мне с ним было так хорошо! Когда он исчезал, дни тянулись бесконечно, казались серыми, пустыми. Думалось, на все бы пошла, лишь бы он не покидал меня… Да вам этого не понять, наверное.
— Почему, понимаю, — отвечаю не сразу. Потому что вдруг тоже стало тяжело на душе: отчего Лена не вышла сегодня проводить меня?
Завьялова недоверчиво усмехается на мои слова и негромко продолжает:
— И вот, когда Эдик признался, что сидит на мели, то есть — без денег, сама напросилась чем-нибудь помочь ему. Он долго колебался, прежде чем доверился мне. Сказал, что давно приглядывается к «Бирюзе». Изучил маршрут, время прибытия инкассаторов. Но нужна машина. Можно бы угнать, да не умеет водить ее. Вот если бы я посодействовала, ведь у нас дома была своя машина, знаю, как с ней обращаться.
— И вы согласились.
— Ну, коль уж напросилась… Решили еще раз все проверить. С неделю поочередно приходили к «Бирюзе» перед закрытием и наблюдали, что там происходит. Обычно в семь вечера во двор въезжал «газик», из него выбирались инкассаторы, заходили в магазин и через минуту возвращались с сумками… Нам оставалось найти машину.
— А оружие? У Камилова изъят пистолет «Вальтер». Где он взял его?
— Это пистолет покойного отца Эдика, тот привез с фронта.
— А как обстояло дело с машиной?
— Неподалеку от магазина есть столовая. Там все таксисты питаются. Мы и решили воспользоваться этим. Машина нам и нужна-то была минут на десять. Кто из шоферов хватился бы ее за это время?
— От магазина куда поехали?
— На Дачную. Решили отогнать машину подальше, чтобы ее не скоро нашли, а мы смогли бы в спокойной обстановке избавиться от следов. У меня с собой одеколон был. Им все в такси и протерли. Да, видно, поторопились…
Завьялова умолкает. Составляю протокол допроса, подаю ей для ознакомления. Она старательно читает текст и с убитым видом подписывает протокол.
— Куда же меня сейчас — в тюрьму? А что будет с Эдиком? Поверьте, я больше виновата. Он, может, и не рискнул бы…
— Вы лучше подумали бы о своей судьбе, — говорю я тихо. Понимаю, что читать нравоучения — пустое занятие, они мало кому помогают. И все же мне по-человечески жаль эту девчонку. Поражаюсь ее слепой влюбленности и жертвенному желанию обелить Камилова.
— Вы же мечтали стать артисткой. Отличная и благодарная профессия! А вас куда потянуло? И это при ваших-то способностях!..
Завьялова поднимает на меня удивленные глаза.
— Да-да, — говорю. — Видел вас в спектакле. Цыганку Машу играли. И очень даже здорово играли!
В глазах Завьяловой вспыхивает радость, но тут же гаснет.
— И вдруг такой срыв. А главное — ради чего?
— А может — ради кого? — снова сердито возражает Завьялова.
Я не знаю, имею ли я право говорить ей все о Камилове.
— Ведь он же любит меня!
— Вы так уверены?
— А вы сомневаетесь?
— Любил бы — не впутал в грязное дело. Так что подумайте и об этом.
Снимаю трубку телефона и вызываю помощника дежурного.
Читать дальше