Кирилл Берендеев - Осада (СИ)

– Я же сказал, вырву сердце, – и с маху всадил штык автомата в грудь Сереги, крутанул его по часовой стрелке, выламывая ребра, а затем, поднял мертвое тело на штыке и бросил на танк, после чего запустил в кровящую плоть руку, нащупал – все это заняло всего несколько секунд, но растянулось для Микешина на минуты – и выдернул сердце, еще трепещущее, еще пульсирующее, еще живое. И с всхлипом, жадно вкусил его.

Казалось, треск автоматных очередей и уханье орудий враз смолкло. Тихон медленно жевал кусок, потом выплюнул, с харканьем, презрительно, раздавил сердце тяжелым берцем:

– Дрянь, одни мускулы, жрать нечего, – и снова взялся за автомат, поднимаясь на броню танка, откуда и видно было хорошо и стрелять сподручней. Кондрат бросился к нему. В мозгу всплыли и жадно бились в глаза слова пророка Иезекииля: «И праведник, если отступит от правды своей и будет поступать неправедно, будет делать все те мерзости, какие делает беззаконник, будет ли он жив? все добрые дела его, какие он делал, не припомнятся; за беззаконие свое, какое делает, и за грехи свои, в каких грешен, он умрет». Ему сделалось страшно, не от вида пожиравшего сердце Тихона, но от пришедших на ум слов, заторопившись, он закричал истошно:

– Если праведник отступает от правды своей и делает беззаконие и за то умирает, то он умирает за беззаконие свое, которое сделал. И беззаконник, если обращается от беззакония своего, какое делал, и творит суд и правду, – к жизни возвратит…. – он замолчал. Слова в последний миг показались не теми, нужными, но совсем не теми, хотелось сказать от себя, выразить свое, но почему-то Иезекииль затмил его разум, подменил писанием искренность порыва, Кондрат задохнулся, когда подбежал к танку, позабывшись, стал лезть на броню, неумело, неловко, пистолет в руке мешал, он хотел уже убрать его, чтобы действовать обеими руками, так быстрее, так сподручнее.

Автоматная очередь, простучавшая где-то позади, достала его.

– Остановитесь, – прохрипел Кондрат, почувствовав удары в спину и невыносимую боль сменяющуюся невыразимой же слабостью. – Что же вы делаете, ужели неможно иначе?

На большее не хватило. Тихон, оглянувшись, смотрел на медленно отрывающего руки Кондрата, еще не поняв, подал ему свою, чтобы помочь забраться, но Микешин уже сорвался с колеса, рухнул, внезапно распрямившись, навзничь, голова звонко ударилась о вывороченный из мостовой камень, тело дернулось в последний раз и застыло.

– Вы мне еще и за него ответите, ублюдки, – вскричал Тихон, с колена стреляя из подствольника, несколько человек, бежавших к нему и целившихся на ходу, оказались разбросаны разрывом подлетевшей гранаты, он перезарядил магазин и докончил оставшихся в живых. – Все мне за всё ответите, все!

Борис замер, наконец-то нашел в себе силы отвернуться, закрыл лицо Насти, чтобы и та не видела. Все это время, добежав до мешков с песком, они прятались за ними, Лисицын положил свой автомат на бруствер, совершенно позабыв о нем, потрясенный до глубины души представшим зрелищем. По площади пробегали еще люди, уже сотни, кто-то с оружием, но больше без, спеша к месту боя, заведенные своим лидером, и не представлявшие, чем и как ему помочь, да и не думавшие об этом, лишь бы быть ближе к нему, как прежде, слушать и слышать его; они не видели происшедшего, но узрели Тихона сейчас, на броне, с автоматом наперевес, поливающего врагов свинцовым душем. Догорела очередная ракета, ночь обуяла поле сражения, и лишь сполохи, доносившиеся со стороны Серпуховской площади, освещали ее странным калейдоскопом беспрерывно, при каждой вспышке меняющихся картинок, изображавших захват укреплений Садового кольца на Якиманке.

Он очнулся только, когда новое солнце взошло на новые тридцать секунд, на сей раз так, что Настю ослепило – схватка на соседней площади превосходила с перевесом обороняющихся, кажется, в этот момент перешедших в контрнаступление. Наконец, он отбросил грезы, горячо зашептал Насте о необходимости пробираться дальше, прочь от места сражения, на захваченные территории, она слушала его, не переча, она полностью отдалась ему в этот момент и всякое изреченное им слово, казалось абсолютом, непререкаемой истиной. Прочь, так прочь, они поднялись и на полусогнутых побежали к Якиманке, в сторону ближайших домов, уже очищенных добровольцами от врагов.

– Автомат! – внезапно спохватившись, воскликнула она, Борис только махнул рукой, она, почувствовав небывалую уверенность в выбранном мужчине, поспешила следом. На полпути Борис остановился и подобрал ГШ-18 поверженного Кондрата, как им пользоваться он представлял плохо, увлекая Настю, он бросился мимо разоренной взрывами церквушки, мимо ограды здания МВД, он перебежал на противоположную сторону улицы, к разоренному кафе, заполоненному трупами, некоторые уже вставали, он попытался стрелять, не очень удачно, и потащил Настю дальше, в центр, надежный и безопасный.