Дэвид Эддингс - Обитель чародеев

Когда восток озарился первыми слабыми лучами солнца, Силк выехал из укрытия и разыскал лощину между двумя отвесными склонами, которая уходила на северо-запад. Как только он вернулся в лагерь, все оседлали коней и поскакали рысью.

– Думаю, от мергов можно избавиться, – сказал Белгарат, снимая плащ.

– Я займусь этим, – вызвался Силк, натягивая поводья. – Лощина прямо перед вами, – указал он рукой. – Через два часа я вас догоню.

– Ты куда? – спросил Бэйрек.

– Хочу на несколько миль увести их в сторону, – ответил Силк. – Затем вернусь и проверю, не оставили ли вы следов. Это не займет много времени.

– Ты не хочешь, чтобы я составил тебе компанию? Силк покачал головой:

– Один я управлюсь быстрее.

– Будь осторожен. Силк усмехнулся:

– Я всегда осторожен.

Он собрал всю мергскую одежду и поехал на запад.

Ущелье, по которому они скакали, представляло собой русло потока, пересохшего тысячи лет назад. Вода пробила проход в твердой почве, обнажив слои красной, бурой и желтой горной породы. Цокот лошадиных копыт гулким эхом разносился по склонам гор, подхваченный ветром, гулявшим по ущелью.

К Гариону подъехала Таиба. Она дрожала, кутаясь в плащ, который он отдал ей.

– Здесь всегда так холодно? – спросила она, глядя на него своими фиолетовыми глазами.

– Зимой – да, – ответил он. – Но летом тут должно быть очень жарко.

– В невольничьих казематах всегда было одинаково, – объяснила она. – И мы никогда не знали, какая погода наверху.

Петлявшее русло сделало резкий поворот вправо, и они выехали навстречу восходящему солнцу. Таиба открыла от изумления рот.

– Что с тобой? – быстро спросил Гарион.

– Свет! – закричала она, закрывая лицо руками. – Это как огонь.

Релг, который ехал впереди, тоже прикрыл глаза рукой. Он обернулся и, взглянув через плечо на марагскую женщину, протянул ей повязку, которую обычно надевал на голову, предохраняя глаза от яркого солнца.

– Держи. Прикрой этим лицо, пока мы снова не окажемся в тени. – В его голосе слышалось подчеркнутое равнодушие.

– Спасибо, – поблагодарила Таиба, надевая повязку. – Я не предполагала, что солнце может быть таким ярким.

– Привыкнешь, – продолжал Релг. – Скоро привыкнешь. – Он повернулся, чтобы ехать дальше, но затем взглянул с любопытством на женщину и спросил:

– Ты никогда прежде не видела солнца?

– Нет, – ответила она. – Я слышала о нем от мужчин. Мерги не используют рабынь на строительных работах, поэтому я никогда не выходила в город, а внизу всегда темно.

– Какой ужас! – содрогнулся Гарион.

– В темноте не так уж страшно, – сказала она, пожимая плечами. – Больше всего мы боялись света. Свет означал, что мерги придут с факелами и кого-то заберут, чтобы принести в жертву.

Тропа опять свернула в сторону, и они миновали участок, где солнце било в глаза.

– Спасибо, – сказала Таиба, снимая повязку и протягивая её Релгу.

– Оставь себе, – ответил он. – Может, еще пригодится. – На этот раз его голос звучал приглушенно, а глаза светились странным мягким светом. Но, едва он взглянул на нее, как его лицо опять приняло привычное выражение глубокой сосредоточенности и беспокойства.

С тех пор как они оставили Рэк Ктол, Гарион незаметно следил за этой парой, понимая, что Релг, как бы ни старался, не может отвести глаз от марагской женщины, которую его заставили вытащить из пещеры, где она была заживо погребена. И хотя Релг не переставал твердить о грехе, в его словах уже не слышалось прежней убежденности; эти молитвы больше походили на механическое повторение заученных клише, которые переставали звучать убедительно, когда огромные глаза Таибы недоуменно смотрели на алгоса. Она была явно озадачена. Отказ Релга принять простую благодарность оскорбил и унизил несчастную женщину. Замечая его пылкие взгляды, она понимала, что слова, срывающиеся с его губ, не означают того, что он думает. Глаза говорили совершенно о другом. Этот человек был загадкой, она не знала, как вести себя.

– Значит, ты всю жизнь прожила в темноте? – поинтересовался Релг.

– Большую часть, – ответила она. – Я видела лицо матери только однажды – в тот день, когда пришли мерги и увели её в храм. С тех пор я жила одна. Быть одной – хуже всего. Темноту можно вынести, если ты не один.

– Сколько тебе было лет, когда мерги забрали мать?

– Не знаю. К тому времени я стала почти взрослой, потому что мерги отдали меня одному рабу, который чем-то угодил им. В бараках полно рабов, которые сделают все, чего ни пожелают мерги, и их за это ждет награда – побольше еды или женщина. Сперва я плакала, потом примирилась. По крайней мере я была не одна.