Дэвид Эддингс - Владычица магии

Лучше сейчас немного задержаться, чем потом терять время.

Гарион полез под воротник и потёр шею в том месте, где цепь странного серебряного амулета, подаренного на Эрастайд Волком и тётей Пол, натёрла кожу.

– Не трогай цепь, дорогой, – велела тётя Пол.

– Можно, я буду носить его поверх одежды? Никто его под туникой не увидит, – пожаловался Гарион.

– Амулет должен соприкасаться с кожей.

– Но это так неудобно! Конечно, он очень красивый, но иногда холодит, а иногда слишком греет, кроме того, по временам бывает ужасно тяжёлым. И цепь так натирает тело! Не привык я к украшениям!

– Это не совсем украшение, дорогой, – ответила тётя Пол. – Со временем привыкнешь – Может, почувствуешь себя лучше, – рассмеялся Волк, – если узнаешь, что твоя тётя свыклась со своим только через десять лет. Я просто уставал твердить ей, что нельзя снимать амулет!

– Не понимаю, почему нужно именно сейчас говорить об этом! – холодно ответила тётя Пол.

– У тебя тоже такой есть? – с любопытством спросил старика Гарион.

– Конечно.

– Значит, мы все должны их носить?

– Это семейная традиция, Гарион, – объявила тётя Пол тоном, не допускающим дальнейших споров.

Холодный влажный ветер, свистевший в руинах, чуть-чуть разогнал туман.

Гарион вздохнул:

– Скорей бы уж Хеттар приехал. Как хочется уйти отсюда подальше! Это место похоже на кладбище.

– Оно не всегда было таким, – очень тихо сказала тётя Пол.

– А каким же?

– Здесь было так хорошо! Высокие стены, гордые башни… Мы все думали, город будет стоять вечно!

Она показала на беспорядочную поросль кустов, пробивающихся сквозь камни.

– Когда-то тут был разбит великолепный сад с цветочными клумбами, где дамы в шёлковых платьях сидели на скамейках, а молодые люди пели любовные песни, стоя под забором, окружавшим сад. Голоса юношей были так нежны, а дамы вздыхали и бросали через стену ярко-красные розы. А в конце этой улицы, на выложенной мрамором площади, встречались старики, чтобы вспомнить минувшие войны и покинувших этот мир соратников. За площадью стоял дом с верандой, где я часто сидела с друзьями, любуясь звёздным небом, а мальчик-паж приносил нам охлаждённые фрукты, и соловьи пели так, что казалось, их сердечки вот-вот разорвутся.

Голос её на мгновение замер.

– Но потом пришли астурийцы, – с каким-то ожесточением продолжала тётя Пол, – и ты поразился бы, узнав, как мало времени надо, чтобы разрушить то, что создавалось веками!

– Не мучай себя, Пол, – прошептал Волк. – Такое иногда случается, и мы почти ничего не в силах сделать.

– Я могла бы помочь, отец, – отозвалась она, по-прежнему не сводя глаз с развалин, – но ты ведь сам не позволил мне, помнишь?

– Ты опять за своё, Пол? – устало спросил старик. – Мы должны мужественно переносить потери. Весайтские аренды всё равно были обречены, и в лучшем случае ты смогла бы отдалить неизбежное всего на несколько месяцев. Мы просто не имеем права пытаться исправить неисправимое и вставать на пути неизбежного.

– Ты и раньше это говорил. – Тётя Пол взглянула на буйную поросль деревьев, теряющуюся в тумане. В шёпоте проскользнула странная, перехватывающая горло нотка:

– Не думала, что лес так скоро всё завоюет…

– Но прошло почти двадцать пять веков, Пол.

– Правда? А кажется, будто всё происходило в прошлом году.

– Не думай об этом. Только зря себя мучаешь. Почему бы нам не войти внутрь? Этот туман сильно действует на нервы.

Тётя Пол бессознательным жестом обняла Гариона за плечи, и все направились к башне. Слёзы навернулись на глаза мальчика, когда он ощутил аромат, исходящий от её одежды, и почувствовал близость родного человека.

Вся холодность их отношений, так возросшая за последнее время, исчезла, казалось, за эти несколько мгновений. Помещение в основании башни, сложенной из таких огромных камней, что ни время, ни упорно проталкивающиеся повсюду корни деревьев были не в силах её разрушить, оставалось относительно целым и защищало от ветра. Широкие пологие своды поддерживали низкий, выложенный камнем потолок, и комната из-за этого походила на пещеру. В дальнем конце между грубо отёсанными плитами зияла большая трещина, служившая неплохим дымоходом.

Накануне, в вечер приезда, когда все ввалились сюда, мокрые и замёрзшие, Дерник, обстоятельно рассмотрев дыру, быстро стожил грубый, но вполне пригодный очаг из булыжников.

– Сойдёт! – решил он. – Не очень красивый, конечно, но несколько дней послужит.