Виктория Бесфамильная: Когда пропадают дедушки (СИ)

— Ну ладно, — мельком глянув на себя в зеркало, Лоре завязала на голове платок, накинула сверху чистую накидку и, намочив полотенце, наскоро протерла лицо. — Ты со мной? — она посмотрела на Фила.

Фил молча снялся с места и полетел впереди, мысленно ухая на все лады, и вскоре они уже стояли перед дверью тетушки Эльзы, которая пекла самый вкусный хлеб в деревне и еще была женой мельника.

— Здравствуйте, тетушка Эльза, как ваше здоровье? — Лоре заглянула в окно, как делала это всегда.

— Мать земля, — испуганно воскликнула хозяйка и уронила тарелку. — Лорейя? Неужели ты? Да что с тобой случилось то? — всплеснула она руками, разглядев нежданного гостя.

— Повоевала малость, — отмахнулась Лоре. — Тетушка Эльза, а вы дедушку моего не видели?

— Постой, — женщина задумалась, — да давно уже не видела. Вот с тех пор как слухи эти про войну пошли так и не видела. То есть, как это повоевала? — снова всполошилась она, — Где это ты была и с кем это ты воевала?

— Значит не возвращался, — Лоре пригорюнилась. Она все‑таки еще надеялась, что дедушка спрятался где‑то поблизости и играет с ней в прятки. — А кузнец вернулся?

— Это Саом то? Он тоже пропал. Сказал, что пошел воевать, сражаться за свободу. Кузню на сына оставил, жену бросил и ушел. Совсем уже от своего огня сгорячился. Не объяснил ничего толком, только все про свободу говорил, да про старые порядки, которые сохранить надо. Вот почитай с начала лета его и нет. Да ты что же на улице, в дом заходи, накормлю тебя, а то вон как исхудала.

И Лоре, конечно же, зашла в дом, во — первых потому что нехорошо обижать хозяев, а во — вторых, потому что и впрямь была голодна. И пока они с Филом ели, тетушка Эльза наполнила ее корзинку и хлебом и яйцами и маслом и яблоками и мукой и еще много чем, а Лоре успела ей рассказать про странный город, с высокой стеной и железными воротами, где все дома каменные да высокие и где на лошадях верхом ездят. Тетушка Эльза только вздыхала, да недоверчиво охала, потому как, где ж это видано, чтобы на лошадях ездили просто так, без надобности какой срочной и жизненной, а уж чтоб селение железом и камнями закрывать, так и вовсе неслыханно. Впрочем, все в деревне знали, что Лорейя Лонгвиль большая выдумщица, да и неудивительно, с таким то дедушкой. Ушла Лоре от мельника уже вечером, сытая, с полной корзинкой продуктов, с кучей новостей, и твердой уверенностью, что командор Страг был неправ, затеяв войну, потому что как сказал сам мельник, дядюшка Эл, если новое хорошее, то, что за старое да негодное цепляться, платье‑то одно всю жизнь не проносишь, хоть что ты с ним не делай, придет пора и сменишь, так и все вокруг меняется, когда срок настает. Дядюшка Эл тоже был философом, только был он философом — оптимистом, хотя может быть потому, что в отличие от Фила, ему не приходилось за Лоре приглядывать. Фил же жалел только об одном, кроме того, что он жалел о приходе кузница с новостями в то памятное утро, о том, что прежде чем отправляться в путь, он не догадался отправить Лоре в деревню, может тогда всего этого пути и не было бы. Если бы не запугавший их дедушка. Но сделанного не изменишь, а пройденного не забудешь. С этими мыслями он и заснул на своем старом уютном шкафе.

— Или вот этот? — Лоре задумчиво почесала кончик носа, читая записки, выведенные разномастным дедушкиным почерком. — Или все‑таки этот?

Вопрос ее, в общем‑то, ни кому не обращенный остался без ответа. За окном светило неожиданное, по — летнему теплое, солнце и почти все ее подопечные выбрались на улицу, подставляя уходящим солнечным лучам животики и спинки в попытке нагреться впрок к наступающей зиме. В доме остался только Фил, наконец‑то добравшийся до своего уютного шкафа и теперь мирно на нем дремлющий, и запасливый чайник, которого, во — первых на улицу никто не взял, а во — вторых чайник был очень занят тем, что составлял длинную опись всех вновь возникших в доме продуктов, и с этой целью все тщательно пересматривал, перещупывал, перенюхивал, перевешивал и пересчитывал, то есть был весьма занят, да еще Лоре, сидящая в кресле с огромной дедушкиной книгой и пытающаяся восстановить хронологию всех экспериментов, имевших место быть. Потому что дедушка, как любой великий ученый всегда записывал то, что он собирался делать и то, что он хотел получить, и как всякий практик, никогда не записывал то, что у него в результате этого получилось. Вы спросите меня, почему в такой прекрасный день Лоре сидела дома, а не гуляла на улице. И вот вам мой ответ. Попробуйте‑ка сами, вернувшись с войны (какая бы маленькая она не была) после того как перемоете весь дом, переговорите со всеми заботливыми соседями (к которым Лоре ходила за едой), перетряхнете все книги (а библиотеке семейства Лонгвилей, собираемой не первое поколение, могли бы позавидовать многие книгочеи), перестираете все белье (без дорогой стиральной машинки), после всего этого и много другого попробуйте‑ка заставить себя выбраться из удобного, мягкого кресла, чтобы полежать на травке в окружении гомонящей толпы. Во всяком случае, Лоре на такие подвиги не была способна и сидя в кресле с интересом читала дедушкины записи, гадая, что именно получилось в результате этих грандиозных замыслов. Солнечный день, монотонный гул за окном и накопившиеся невысыпание очень скоро заставили Лоре сначала зевать, а потом она и вовсе удобно свернулась в кресле в обнимку с огромной книгой и сладко заснула. Что ей снилось и снилось ли? Как долго она спала? Так ли это важно для нашей истории? Вынырнуть из мира сновидений ее заставила упавшая на лицо тень. Лоре попробовала отмахнуться от нее, но тень неожиданно обзавелась руками и начала тормошить спящую. Некоторое время Лоре еще боролось с настырной тенью, прогоняя ее и не желая просыпаться, но тень была хитрее и сильнее, и пришлось открывать глаза.