Абрахам Меррит - Лесные женщины (сборник)

– Я спросил вас, какое место вам нужно, и вы ответили, что всего несколько деревьев, – медленно сказал Поле, и высокий сын за ним неожиданно резко и злобно рассмеялся. – Но в этом больше, мсье. Гораздо больше. И вы это знаете, иначе зачем бы вам платить? Да, вы знаете. Вы знаете, что мы должны уничтожить эту рощу, и хотите спасти ее. И кто вам сказал об этом, мсье? – рявкнул он.

В его лице, придвинувшемся к Маккею, в оскаленных зубах была такая злоба, что Маккей невольно отступил.

– Несколько деревьев! – насмехался старый Поле. – Тогда кто ему сказал, что мы собираемся делать, а, Пьер?

Сын его снова рассмеялся. И, слушая его смех, Маккей почувствовал, как в его крови снова вспыхивает та же слепая ненависть, что и во время его бега по шепчущему лесу. Он справился с собой, отвернулся. Он ничего не может сделать – сейчас. Поле остановил его.

– Мсье, – сказал он. – Подождите. Войдите. Я хочу кое-что сказать вам. И показать тоже. Кое о чем, возможно. попросить.

Он отступил в сторону, поклонился с грубой вежливостью. Маккей прошел в дверь. Поле и его сын шли за ним. Он оказался в большой, тускло освещенной комнате, с высоким потолком, по которому шли почерневшие от дыма балки. С балок свисали связки лука. травы и копченые окорока. С одной стороны широкий очаг. Возле него сидел второй сын Поле. Когда они вошли, он поднял голову, и Маккей увидел повязку на левой части головы, скрывавшую глаз. Маккей узнал в нем того, кто срубил стройную березу. Он с явным удовлетворением увидел, что удар пихты оказался нелегким.

Старый Поле подошел к сыну.

– Смотрите, мсье, – сказал он и снял повязку.

Маккей со слабой дрожью ужаса увидел почерневшую пустую глазницу, безглазую, окруженную красным.

– Милостивый Боже, Поле! – воскликнул он. – Ему нужна медицинская помощь! Я разбираюсь в ранах. Я сейчас поплыву на тот берег озера и принесу свою медицинскую сумку. Я позабочусь о нем.

Старый Поле покачал головой, хотя его угрюмое лицо на время смягчилось. Он вернул повязку на место.

– Заживет, – сказал он. – Мы тоже в этом разбираемся. Вы видели, как это было. Смотрели со своей лодки, когда проклятое дерево ударило его. Выбило глаз, и он повис на щеке. Я отрезал его. Теперь заживет. Нам не нужна ваша помощь, мсье.

– Не нужно было рубить березу, – сказал Маккей, скорее про себя.

– Почему? – яростно спросил Поле. – Она его ненавидела.

Маккей смотрел на него. Что знает этот старый крестьянин? Его слова укрепили упрямое убеждение, что то, что он видел и слышал в роще, было реальностью – не сном. И следующие слова Поле еще более укрепили эту уверенность.

– Мсье, – сказал Поле, – вы пришли как посол – в некотором роде. Лес разговаривал с вами. Что ж, я буду говорить с вами, как с послом. Четыреста лет здесь жили мои предки. Сто лет как мы владеем этой землей. Мсье, все эти годы не было ни одного мгновения, чтобы деревья нас не ненавидели – а мы не ненавидели деревья.

– Все эти сотни лет между нами и лесом ненависть и война. Мой отец, мсье, был убит деревом; мой старший брат искалечен другим. Отец моего отца, он был дровосеком, заблудился в лесу; когда его нашли, он лишился рассудка, кричал, что лесные женщины околдовали его и насмехались над ним, заманивали его в болота, прямо в трясину, в густой кустарник, мучили его. В каждом поколении деревья брали с нас свою дань – и не только мужчин, но и женщин, – калечили и убивали.

– Совпадения, – прервал Маккей. – Это ребячество, Поле. Нельзя винить деревья.

– В глубине души вы в это не верите, – сказал Поле. – Послушайте, наша вражда очень древняя. Она началась столетия назад, когда мы были рабами, крепостными господ. Чтобы готовить пищу, топить зимой, они позволяли нам брать хворост, мертвые ветви, засохшие прутики, упавшие с деревьев. Но если мы срубали дерево, чтобы нам было тепло, чтобы было тепло нашим женщинам и детям, нас вешали, или бросали в темницы, где мы гнили, или пороли нас так, что спины наши превращались в кровавое решето.

– У них, у господ, были широкие поля, а мы должны были выращивать пищу на клочках, где деревья считали ниже своего достоинства расти. И если они прорастали на наших жалких клочках, тогда, мсье, мы должны были оставлять их в покое, иначе нас пороли, или бросали в темницы, или вешали.

– Они напирали на нас, деревья, – в голосе старика звучала фанатичная ненависть. – Они крали наши поля, вырывали пищу изо рта наших детей; бросали нам хворост, как подаяние нищим; искушали нас согреться, когда холод пробирал нас до костей, и мы повисали, как плоды, на их ветвях, когда поддавались искушению.