Роман Светлов - Прорицатель

Их разговор был прерван слугой, который, косясь в сторону гостей, шепнул на ухо сирийца несколько слов. Выслушав его, тот сделал большие глаза.

— Нехорошо, нехорошо. Либо ненависти в Софии с избытком, либо она надеется на большие деньги.

Газария с досадой хлопнул ладонями по ложу.

— Она уже подняла на ноги половину греческого квартала. Только что целая толпа добропорядочных глав семейств стучалась в двери моего дома. Они обещали вернуться — только в больших количествах.

— Ясно, — Калхас поднялся на ноги. — Мы уходим.

— Стоп! — поднял ладонь сириец. — Не так быстро! Сейчас вам принесут длинные плащи, а я пока напишу одно письмецо.

Вскоре он вручил пастуху небольшой папирусный свиток.

— Забирайте лошадей и сразу же покиньте город. Ваш путь лежит в Эфес. Там мои компаньоны. Спросите у любого: где живут сирийцы из Дамаска? — вам укажут. В письме рекомендация; компаньоны помогут вам сесть на хороший корабль и вообще помогут в случае необходимости.

Калхас обнял сводника.

— Спасибо. Я твой должник.

— Ты думаешь? — ответствовал Газария, но тут же добавил: — Тогда пусть она меня поцелует.

Он зажмурился и подставил лоб.

Закутанные в длинные плащи, Калхас и Гиртеада спешили сквозь обманчивые тарские сумерки. Пастуху казалось, что плащи скорее обращают на них внимание, чем скрывают от прохожих. Он издергался, но, к счастью, никто не проявил к ним интереса.

На постоялом дворе Калхас приказал хозяину задать лошадям двойную порцию овса. Пока за лошадьми ухаживали, Калхас с женой поднялись наверх и стали собирать вещи. Однако продолжалось это недолго. Неожиданно Калхас схватил Гиртеаду за руки и притянул к себе.

— Почему, как только я оказываюсь в Тарсе, мне обязательно приходится тебя воровать?

Сухие губы жены текли по его коже. Он улыбался и понимал, что даже если их станет искать весь город, этой ночью они никуда не поедут.

Все здесь — расстояния, горы, города — было меньше, чем в Азии. Те эллины, что шли за Александром, не представляли тамошних масштабов, иначе они ни за что не покинули бы дом. Вернувшись в Аркадию, Калхас поражался тому, как горстка людей сумела завоевать бескрайние азиатские земли. Только забыв о своей миниатюрной родине, они могли всерьез считать себя хозяевами бывших владений персов.

Путешествие из Маронеи в Эпидавр, показавшееся два года назад длинным, теперь, произведенное в обратном направлении, напоминало одну из многочисленных прогулок, которые устраивал Певкест в окрестностях Персеполя. До неправдоподобия быстро они пересекли Арголиду и вскоре увидели дубовые рощи Аркадии. Широколиственные дубы и те, которые называли буковыми, росли в низинах. А горные склоны покрывали деревья, чья кора легка и пориста, как губка. Овечье меканье, далекий лай пастушьих собак, широкополые шляпы, худые загорелые тела, пращи, переброшенные через плечо — звуки и картинки из полузабытого детского сна окружали Калхаса. Он взахлеб рассказывал Гиртеаде о селениях, мимо которых они проезжали, или показывал на снеговую вершину Килленского кряжа и вспоминал истории, связанные с тамошней катавортой.

Когда Калхас покидал дом, стояло туманное влажное утро. Возвратился же он вечером, прикрывая глаза ладонью от ярких лучей заходящего солнца. Ничего не изменилось вокруг хозяйского дома. Заросли кустарника окружали его с трех сторон; с четвертой же, там, где возвращались в хлев овцы, стоял острый, почерневший от времени, обглоданный снизу кипарис. Проезжая мимо него, Калхас не удержался и, протянув руку, дотронулся до дерева.

На пороге дома появился Тимомах. Прищурившись, сдвинув брови, он разглядывал гостей — и не столько Калхаса, сколько Гиртеаду. Женщины здесь не ездили на лошадях; пастух рассмеялся про себя, представляя, как Тимомах отчаянно вспоминает легенды об амазонках. Настороженность его сменилась любопытством, а когда он наконец узнал Калхаса — удивлением.

— Ты? Неужели вернулся? Не поверю!

Прорицатель прижался лбом к плечу Тимомаха, ожидая упреков. А тот все удивлялся и хлопал Калхаса по спине.

Спустя некоторое время хозяин угощал их оливками, сыром, лепешками из египетской муки. Вопреки обычаю он сказал, чтобы Гиртеада села вместе с ними. Сам Тимомах почти ничего не ел, предпочитая слушать Калхаса. Те сведения, что приходили сюда из Азии, обрастали чудовищными небылицами. Прорицателю пришлось убеждать хозяина, что за Эвмена не сражались люди с физиономией посреди живота.