Дмитрий Скирюк - Руны судьбы

— Почему ты думаешь, что я останусь здесь?

— Я не думаю, — мягко, и с оттенком горечи сказал Лис, — я знаю. Тебе придётся остаться.

Она подняла к нему лицо. По щекам её катились слезы.

— Почему? — сдавленно спросила она.

Лис промолчал, стянул с гвоздя свой рыжий плащ, подхватил с лавки свой посох, заплечный мешок и… вышел из дома.

Даже не попрощался.

Несколько мгновений Ялка оторопело смотрела на закрывшуюся дверь, потом вскочила и как была — босая и в рубашке — побежала к ней. Распахнула рывком, окинула округу торопливым взглядом, опустила глаза и осеклась. Замерла, где стояла, не чувствуя ни холода, ни снега под ногами. Слова, которые она хотела крикнуть Лису вслед, застряли в горле и умерли. Она просто стояла и смотрела вниз. Только вниз.

В маленькой долине было пусто. Ни души. На пятьдесят шагов в любую сторону, от самой кромки леса на востоке и до подножья скал на западе. Вчера мело. Ночная завируха спрятала проплешины земли под белым покрывалом, одела пушистым еловые лапы, намела возле порога маленькие мягкие сугробчики. Но поразило девушку не это, не снег; совсем другое.

Следов на свежевыпавшем снегу не отпечаталось.

Ни единого.

Рыжий знахарь исчез, как будто бы вовсе не приходил.

И ветра не было.

Женщина бежала через лес. Потом по луговине. Снова по дороге. Вновь по лугу. Бег её был почему-то неуклюж, тяжёл; так не бегут, так убегают на пределе сил. Она задыхалась, падала, споткнувшись, внове вставала и оглядывалась. Часто-часто. Грудь её тяжело вздымалась и опадала, волоса растрепались, на лице смешались ожидание и страх. Светало. Было лето. Холод солнечного утра не успел ещё смениться жарким днём; овраги бредили туманом. Тёмная зелёная трава блестела каплями росы, низ юбки женщины намок и тяжело хлестал её по исцарапанным лодыжкам; женщина была босой. Звуков не было — ни пенбя птиц, ни шороха листва; бежала женщина в полнейшей тишине, и от того всё это выглядело ещё страшнее.

Затем дорога сделала поворот, и впереди вдруг показался дом. Обычный дом, белёный двухэтажный деревянный, с подворьями и палисадом, крытый красной черепицей. Только вот стоял он почему-то на отшибе возле рощи старых лип.

Бег стал совсем невыносим. Не переставая оглядываться, женщина добежала до крыльца, заколотила в дверь обеими руками, потом рванула за дверную ручку. Дверь была не заперта. Она ворвалась в дом, задвинула щеколду и закрыла дверь на крюк, потом прижалась к ней спиной и огляделась.

Внутри опять-таки царила тишина, горел огонь в очаге. В первой комнате не оказалось ни души, во второй тоже никого, и в кухне, и в спальне и в кладовке — тоже. Женщина металась, хлопая дверьми, из комнаты в комнату, и пустой огромный дом казался ей ещё страшнее, чем луга и лес. Он казалось рос на глазах, становился всё больше, раздувался и вытягивался в высоту и в ширину. Она уже не узнавала помещений, не могла понять, была она здесь раньше, или это ей только кажется. Да есть здесь наконец хоть кто-нибудь?

Она хотела крикнуть и осеклась, парализованная страхом. Хоть кто-нибудь…

Хоть кто-нибудь?

Не надо никого!!.

Внезапно глаза её расширились, и ватную глухую тишину пустого дома разорвал пронзительный истошный женский крик.

Полузадушенная, Ялка вырвалась из сна, замахала руками. Села на кровати, тяжело дыша.

Открыла глаза. Огляделась.

В доме было тихо и темно, хотя день был в самом разгаре. Полночи Ялка проворочалась, измученная сомнениями и воспоминаниями. Кошмар настиг её под утро; она уже несколько раз просыпалась и засыпала опять, ловила ржавые обрывки снов, и вот — доигралась. Недаром, видно, говорили ей и мама, и тётка: лучше недоспать, чем переспать. В окошко сочился уже привычный и теперь не раздражающий зелёный свет, в камине тлели угольки. Постель её скомкалась, рубашка пропиталась потом и прилипла к телу. Девушка отдышалась, встала, поправила волосы, немного подумала и направилась к бочке — умыться.

Лишь теперь Ялка осознала, что кричала она сама.

Вода в бочонке была холодна; умываясь, Ялка замочила волосы, схватила в рукава воды и потому вытиралась особенно долго. Всё время хотелось оглянуться. Её пугал немного этот дом, пустой наполовину и от этого донельзя тёмный и гулкий, хотя травник уже не раз говорил ей, что опасности нет: и дверь второго входа и труба второго камина были замурованы. Дверь в баню, и без того закрытую на крепкую щеколду, Ялка подпирала на ночь колышком. И всё же она не могла отделаться от ощущения, что за нею кто-то наблюдает. Что-то было не так. Что-то происходило, и Ялка не была уверена, что это ей нравится.