Дмитрий Скирюк - Руны судьбы

— Не возражаю, — сказал он. — Но на содержанье я тебя взять не могу.

— Спасибо, — выдохнул тот. — Не надо брать. Я не гёз, мы только что убрали урожай, у меня… Я сам о себе позабочусь.

Киппер пожал плечами: если уж брат Себастьян одобрил, то ему-то и подавно всё равно.

Родригес смерил взглядом парнишку. Сплюнул.

— Тебя как звать-то? — спросил он.

— Михелькин.

— Михе… Нет, compadre [30] Приятель (исп.) , это слишком длинно. Будем звать тебя — Мигель.

Тот не решился возражать, и отряд, увеличившись на одного человека, двинулся дальше.

Холодным утром, день спустя после того, как Золтан хмуро оседлал коня и съехал прочь, Жуга принёс девчонке башмаки. Ялка глянула на них и онемела. Осторожно взяла, повертела, пощупала внутри, поднесла к лицу, вдыхая терпкий кисловатый запах свежевыделанной кожи. Подняла взгляд.

— Это… мне?

— Тебе, конечно, — усмехнулся травник. — Кому же ещё?

Васильковые глаза его искрились, словно снег под солнцем.

Башмаки даже на вид были дивные, добротнейшей работы, на гвоздях, с подбором не высоким и не низким, а как раз таким, чтоб и ходить удобно, и чтоб со стороны смотрелось, как картинка. Подковки, пряжки, ремешки; на толстых стельках — выстилка из меха… Ялка никогда не то что даже не мечтала о таких, — вообще не представляла, что такие вещи есть на свете! Сколько эта пара башмаков могла тянуть на рынке, лучше было и не думать. Бухарский ковёр можно было купить. Сам Лис носил простые горецкие башмаки, с острым носком и с обмоткой, на тонкой подошве, ничем не примечательные. Причину такой щедрости Ялка не могла отыскать и терялась в догадках.

— А… за что? — спросила она, внезапно чувствуя, что краснеет.

— Ну, надо же тебе в чём-то ходить, — он присел к ней на кровать. — Зима на носу, а я же выбросил твои… ну, эти… — он прищёлкнул пальцами, нахмурился, — колодки деревянные…

— Клумпасы?

— Ну, да. Надень.

Травник говорил и вёл себя совершенно спокойно, и настороженность, обуявшая было девушку, постепенно отступила. Ялка нерешительно погладила мягкую кожу, полюбовалась ещё раз желтоватым бисером латунных гвоздиков, затем поставила башмаки на колченогий стул и сложила руки на коленях. Покачала головой.

— Я… Я не могу их взять, — сказала она, наконец. — Это слишком дорогой подарок для меня… У меня никогда не было таких… таких…

— Значит, будут, — отмахнулся травник. — Не думай об этом. Если тебе так легче, можешь считать, что мне они достались даром.

— Даром? — Ялка недоверчиво наклонила голову, но похоже было, что Жуга не врал. — Но как…

— А, — тот уклончиво мотнул косматой гривой, — старые долги. Не ворчи, обувайся. Всё равно ведь придётся надеть: свои башмаки я тебе не отдам, хватит с тебя безрукавки. Надевай, хочу посмотреть, подойдут или нет.

Ялка не решилась дальше спорить, молча высвободилась из-под одеяла и влезла ногами в обнову. Нагнулась, затянула ремешки, немного покуражилась с застёжками, потом встала и прошлась по дому, с непривычки очень громко стуча каблучками. Башмаки скрипели, что твоя телега. Ялка выгнулась, покосилась на ноги через одно плечо, через другое. В груди защекотало детской радостью, губы против воли расползлись в улыбке. Ой, хороши… Ногам внутри было тепло и мягко, как дотоле не было никогда, а уж зимой — и подавно. Со всем Лис подгадал — с размером, с шириной, и даже оставалось ещё место, чтоб одеть чулки потолще. Интересно знать, подумала она, на глаз определил, или успел, пока она в жару валялась, мерку снять?

Она почему-то покраснела и потупилась.

— Ну? По ноге? — спросил тем временем Жуга, критически наклонив голову.

«А зачем он тебе, девка, а, идёшь ты пляшешь?»

— Ага, — сказала она.

— Не сутулься.

— Это от вязания, я всегда чуть-чуть горбатая, — смущённо ответила та, и невпопад добавила: — А в дверь стучали сегодня.

— Стучали? В дверь? — деловито осведомился травник, выкладывая из котомки снедь, бутылки и какие-то тугие свертки серой мешковины. — Когда? Днём или ночью?

— Ночью. Тихо-тихо так. Тебя не было, а я побоялась открывать. Потом ушли.

— А, тогда не обращай внимания, — отмахнулся тот. — Это Том-стукач. Он тебя не обидит.

— Том-стукач? — переспросила Ялка. — А кто это?

— Не знаю, я никогда его не видел. — Травник покопался в глубине мешка и вынул оттуда стеклянную баночку, наполненную чем-то чёрным. Протянул девчонке. — На, держи. Это для башмаков.

— Дёготь? — догадалась Ялка.