Дмитрий Скирюк - Руны судьбы

— Магической?!

— Ну, да. Ты же предсказываешь будущее. Он как будто хочет вернуть времена Мерлина. Ему нужен кто-то, кто вселит в народ веру в победу и если не поведёт за собой, то хотя бы скажет, за кем надо идти. Ему нужен провидец, за которым пойдут все — и ополчение, и партизанские командиры, и дворяне-офицеры.

— Чепуха какая! — раздражённо фыркнул травник. — Я же сказал, что уже не могу колдовать, как прежде. Если я даже выступлю на стороне повстанцев, то буду кем-то вроде Филоктета [35] Филоктет — один из героев Троянской войны. На десятом году Троянской войны оракул сказал ахейцам, что Троя не падет, пока те не пустят в ход оружие Геракла. Филоктет владел луком Геракла, его срочно доставили в лагерь, однако никаких особых подвигов он не совершил. В переносном смысле травник хочет сказать, что его роль в военных действиях будет невелика . Будущее — это непрерывный выбор, как я могу судить о судьбе целых народов? И потом, если дела обстоят действительно так, зачем ему тогда меня убивать?

— Погоди, дай закончить. Это ты знаешь, и я теперь знаю, что у тебя проблемы с магией и с предсказаниями будущего. А этот Андерсон — не знает. Зато он прекрасно знает, что за тобой уже охотятся испанцы. Мёртвый колдун для него лучше, чем живой, но на службе инквизиции. А святые отцы сумеют заставить человека поступать, как надо им. Если б ему удалось найти… Эй, что с тобой?

Жуга стремительно бледнел. За всё то время, что Золтан знал травника, он не припомнил ни единого случая, чтобы тот так резко менялся в лице.

Кожа стала цвета алебастра, рыжие брови обозначились на ней, как будто нарисованные охрой. Если б Золтан знал своего приятеля чуть-чуть похуже, то подумал бы, что тот не на шутку испуган. Он потянулся за кувшином, но Жуга перехватил его руку на полпути и сжал так, что побелели пальцы.

— Меня… нельзя убивать, — запинаясь, хрипло выдавил он и умолк, тяжело дыша. Глаза его лихорадочно заблестели, на лбу выступил пот. Травник смотрел на Хагга не мигая, скуластый, взъерошенный; в его взгляде было сейчас что-то не от мира сего, что-то дикое, звериное и бесконечно чуждое. Казалось, он готов броситься и вцепиться Хаггу в горло.

Золтану внезапно стало не по себе. Он осторожно высвободил свою руку и всё-таки налил вина себе и травнику.

— Вот. Выпей, — сказал он. — Выпей и успокойся, это полезно. Признаться, я не думал, что ты воспримешь всё это так серьёзно. Вряд ли им удастся захватить тебя врасплох, а от прочего…

— Золтан, ты не понимаешь, — травник оттолкнул протянутый бокал в сторону так резко, что вино плеснуло через край, и вновь вцепился в край стола. — Меня действительно нельзя убивать. По крайней мере, не сейчас. Яд и пламя, Золтан, я только теперь начинаю понимать, куда всё катится… Вся эта инквизиция, все эти войны — лишь жалкая тень того, что может случиться, если меня сейчас убьют.

— Почему?

— Я… — начал тот и умолк, как язык прикусил. Покачал головой. — Это бесполезно объяснять, — сказал он. — Ты не поймёшь и не поверишь. Просто девочка, которая пришла ко мне, это моя единственная надежда.

— На что? — спросил Хагг, чувствуя себя полным идиотом.

— На смерть, — ответил тот.

Продолжить травник не успел: дверь «Синей Сойки» хлопнула, сквозняк пронёсся по просторному залу корчмы, с разбегу нырнул в камин и взвился вверх. Пламя в очаге утробно ухнуло, подпрыгнуло и загудело, огонёк свечи на столике сорвался и погас. Золтан с травником умолкли и одновременно повернули головы ко входу. Хагг при этом как бы невзначай сунул руку куда-то под плащ и вряд ли для того, чтоб просто почесать себе живот.

А на пороге трактирного зала стоял мальчишка. Самый обыкновенный и ничем не примечательный, разве что — очень маленького роста. Он был темноволосый, в драном кожухе и в невообразимо стоптанных башмаках, вертел головой, осматриваясь в сумраке корчмы; в волосах его искрились талые снежинки. Стоял он так всего лишь несколько мгновений, затем нашарил взглядом стол, за которым сидели двое собеседников. Глаза его расширились, он словно бы заколебался в нерешительности, затем приблизился к столу и там остановился.

— Ты — Лис? — спросил он так, будто боялся, что ему ответят «Да».

— Допустим, — кивнул Жуга. От недавнего его волнения не осталось и следа. — И что?

Мальчишка был сильно простужен, часто сглатывал, фразы выходили куцыми и хриплыми. Не отрывая глаз от травника, он зачем-то полез рукой за пазуху, но ничего оттуда не достал, а только будто бы пощупал, на месте ли какая-то вещь.