Уэн Спенсер - Тинкер

— Королева обеспокоена. — Ветроволк замолк, явно выискивая максимально деликатный способ изложения. — Она считает тебя ребенком, а твое восприятие вселенной — детским. — Тинкер шумно фыркнула. — Нет, она не говорит, что ты незрелая, — поспешно добавил он. — Просто к тому времени, как эльф достигает совершеннолетия, он уже сотню лет погружен в нашу культуру, что не всегда однозначно хорошо, но зато учит его, как жить долгие тысячелетия. Ты едва-едва говоришь на высоком языке и вряд ли сможешь выучить его или овладеть другими необходимыми тебе навыками, если будешь постоянно жить среди людей.

Она застыла, опустив руки в воду.

— Что? Что это значит? Я не могу поехать домой? Но ты только что сказал… Так я остаюсь в Питтсбурге или… Или это просто визит?

— Это не визит, но в твоем образе жизни должны будут произойти некоторые изменения.

— Что это значит, черт побери?

— Мы закрыли наши коридоры в стране, которая была столь же пасторальной, как наша. Голландия была тогда сверхдержавой, латынь — языком ученых, а стиральный агрегат, который ты называешь «доисторическим», показался бы чудом передовой технологии. — Ветроволк вынул ее руки из воды и досуха вытер их полотенцем. — Большинство эльфов здесь, в Аум Ренау, здравствовали во времена вашего Средневековья. Многие видели падение Рима. Есть даже те, кто застал расцвет египтян.

Она вскрикнула, потому что ее словно придавило тяжестью стольких веков.

— Правда?

— Лимонному Семечку более девяти тысяч лет.

Тинкер оглянулась на добродушную сефада, которая на вид казалась не старше Лейн.

— Девять тысяч?

— Пойми, согласно природе людей и эльфов, ворота закроются, пока ты жива, — сказал Ветроволк. — Сейчас ты находишься под протекцией королевы. Никто не смеет оскорбить тебя или вызвать на дуэль. Но такое положение не может длиться бесконечно. То, что прощается ребенку, не прощается взрослому. Тебе надо научиться жить с нами — твоим народом.

Тут до нее дошло, что все присутствующие в кухне с трудом притворяются, что не прислушиваются к их разговору. На каком языке они говорили? Она поморщилась, осознав, что все это время они свободно переходили с английского на эльфийский и обратно, иногда даже посредине предложения. Ворча, она развязала огромный фартук, кинула его в корзину для грязного белья и вышла из кухни.

Ветроволк последовал за ней, а в нескольких шагах позади него двинулись Пони и Яростная Песня. Тинкер направилась к личным покоям — там они могли поговорить, не опасаясь, что телохранители их услышат.

— Так каковы же условия? — спросила Тинкер, едва между ними и секаша закрылась дверь.

— Я должен сам поселиться в Питтсбурге и перевезти туда всех домашних.

— Перевезти? Надолго?

Он прищелкнул языком, как бы пожимая плечами.

— На пару десятилетий. Может, на целый век.

Тинкер нахмурилась, подумав о той сплоченной компании, которая обитала во дворце.

— А сколько эльфов из живущих во дворце членов клана Ветра — твои «домашние»?

Вопрос слегка смутил его.

— Они все.

— Все! — Надежда обратилась в пепел. Неужели всем обитателям дворца придется переезжать только потому, что она заскучала по дому. — Но их здесь около шестидесяти!

— Семьдесят четыре, не считая Пони.

— Почему «не считая Пони»? — вскричала она. Из всех секаша Пони был ее самым любимым.

— Пони твой, а не мой.

— Мой?

Ветроволк помедлил, очевидно, проверяя свой английский.

— Твой, — повторил он по-эльфийски. — Не мой.

«Ах, черт, что же она натворила!»

— Но как это Пони оказался моим?

— Родители Пони принадлежат моему отцу, и он вырос у меня на глазах, поэтому я стараюсь защищать его. Приблизившись к совершеннолетию, он захотел, чтобы ему дали возможность самому выбрать, кому служить, а не просто повторить путь родителей. Я поселил его в своем доме, хотя он был еще слишком молод. Я ждал, что он предложит себя мне, поскольку мы прекрасно ладим друг с другом, но он был свободен и предпочел тебя.

Она упала на скамеечку, стоявшую у ее кровати, и принялась слово в слово вспоминать тот разговор с Пони перед отъездом из Питтсбурга под присмотром королевских вивернов. Вот опять: кто-то предложил, а она приняла и даже не сообразила, к чему это ведет и чем обусловлено.

— О нет!

Видимо, на лице Тинкер появилось какое-то такое выражение, что Ветроволк опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.

— Я очень этому рад. Я предполагал, что вы подойдете друг другу, и поэтому оставил его с тобой. Он приносит тебе честь, ведь далеко не каждый владеет секаша.