Наталья Игнатова: Причастие мёртвых

А оказалось, что Турок не против.

И вот Чевас прячется на крыше контейнера в порту, ждет, пока гринго, который младше его, мельче его — но, madre, все равно сильнее! — ждет, пока этот гринго убедится, что потерял след, и уйдет. Боится стрелять, хоть это и безопасно. И не знает, что делать дальше. Потому что Бешеный Пес уйдет из порта, но не из города, и все равно не даст жить, убьет при первой же встрече.

Может, получится договориться с тийрмастером? Турок прислушивается к нему… да puta madre, это же тийрмастер, его все слушают, он тут главный! Пусть он скажет: мистер Намик-Карасар, ну не за что, право, убивать бедняжку Чеваса, ведь это правда, что вы с мистером Сплиттером охотитесь вместе, и это естественно, что о вас ходят разные слухи. Так что же странного, что глупый бедный Чевас повторяет их? Ведь не зря же он глупый. И неспроста он бедный. Он все понял и больше не будет.

Чевас так хорошо представил себе тийрмастера, который говорит это Турку. Прямо слово в слово услышал. Так по-дурацки никто больше не говорил во всем Алаатире. Они же правда вместе охотятся, Турок и Пес. Все знают, что это значит, так почему об этом вслух сказать нельзя?

Бешеный Пес снял очки, и Чевас увидел, что у него глаза накрашены. Натурально, подведены черным, как у бабы или какого-нибудь гота. Cojonudo [3] Выражение крайнего изумления. ! Чевас подумал, что это же смешно! Турок охотится с парнем, который красит глаза! Смешно же, ну?! Но смешно не было. Густо подведенные черным глаза гринго были… как дневное небо. Чевас триста шесть лет не видел синего неба. Нет, он точно был не из тех, кто засматривается на парней, но небо днем, небо при свете солнца — когда еще получится увидеть такое? Турок охотится вместе с этим парнем, может каждую ночь смотреть на него. Турку повезло.

— Иди сюда, saukerl [4] Весьма уничижительная и малоцензурная характеристика ( нем. ). ! – Пес отвернулся, и Чевас раздосадовано подался ближе к краю контейнера. Он хотел видеть небо, он думал, что, может быть, увидит и солнце. — Я жду! — в голосе Пса было нетерпение.

Чевас не мог ему отказать: ради того, чтоб еще раз взглянуть в эти глаза, он был готов на все. Не убьет же. Кого он может убить, этот мальчик? И Чевас спрыгнул вниз с двадцатифутовой высоты. Вниз проще, чем вверх. И быстрее. Он прыгнул, и его стало видно, и синие глаза гринго прищурились. Черные очки еще не успели упасть на бетон, когда в руках Бешеного Пса появилось два пистолета.

Он расстрелял Чеваса на лету. Двенадцать пуль в голову. Всё как рассказывали, так он и убивает вампиров: сначала пули в голову, потом нож в сердце, а потом — огонь.

Неспособный пошевелиться, Чевас мешком свалился на землю, тело отдалось болью, не настоящей, но, madre, до чего же сильной! Последнее, о чем он взмолился богу, в которого не верил, это о том, чтобы все стало неправдой, чтоб Бешеный Пес исчез, чтоб его не было! Пожалуйста, Господи, пусть его не будет!!!

И Пса не стало.

Он исчез вместе со своими пистолетами, своим плащом и дурацкими черными очками. Хотя… нет. Очки остались валяться на земле. Чевас видел их краем глаза.

Надо пережечь кровь, чтоб исцелить раны, найти кого-нибудь, кого можно очень быстро съесть, кого-нибудь, кого не хватятся или хватятся не сразу. И надо забрать очки. Это трофей. Puta madre, настоящий трофей! Бешеного Пса больше нет! Об этом никому нельзя говорить, очки никому нельзя показывать, но его больше нет, и это главное!

Эрте сказал ждать на Рейлинплац, там, где открываются порталы. Как всегда, ничего не объяснил. И понятно было бы, если б он выделывался своим даром провидца, напускал туману, чтоб выглядеть значительней, так ведь нет, ему это не надо. Он просто так ничего не объясняет, не считает нужным, и все. Может, снисходи он до объяснений, они бы меньше ссорились. А может, и нет. Нелюбовь к приемному отцу тлела, как угли, иногда разгораясь до ненависти, но чаще, как сейчас, мерцала привычным глухим раздражением. Ну его к акулам! Мартин встретит, кого там надо встретить, потом сдаст Эрте с рук на руки, и дальше не его забота.

По другую сторону фонтана на мостовой засветился радужный круг, как масляное пятно на воде. Еще шесть секунд… Мартин выкинул сигарету в урну, встал, скрытый от портала подсвеченными водяными струями, машинально начал обратный отсчет. Радужные переливы становились все ярче. На шестой секунде круг вспыхнул так, что пришлось прищуриться, и погас. На площади у фонтана остался человек. Тощий подросток, белоголовый, как одуванчик.