Алина Борисова - За синими горами (СИ)

Наверное только какими-то безотчетно впитанными ей страхами можно объяснить и тот факт, что Яся никогда не носила брюки. Ни теплые зимние штаны, ни легкие летние шортики. Только юбки, платья, сарафаны. И это при том, что Ксюшка бегала все лето исключительно в шортах, и натянуть на нее платье было столь же нереально, как брюки на ее сестру. Столь же нереально было заставить Яську подстричься, а Ксению — отрастить волосы. Ксюша ненавидела челку, лезущую в глаза. Еще сильнее — любые заколки, резинки и ленты.

— Стричь! — требовала она, едва волосы начинали колоть шею.

— Заплетать! — не менее категорично требовала Яся, и носилась со своими заколками и лентами для волос едва ли меньше, чем с очками, а две толстые белые косы уже почти доставали до подола ее платьев.

Они были такие разные, мои девочки. Ясмина — маленькая хрупкая блондинка с огромными глазами насыщенного синего цвета, сказочная красавица, как две капли воды похожая на мать. И Ксюша — крупная, темноволосая, с зеленовато-карими глазами, слишком резко очерченными скулами, чуть тяжеловатым подбородком, она словно сошла с детской фотографии моей свекрови и, сколько я ни присматривалась, своих черт во внешности дочери не находила.

В росте Ксюха догнала Ясю уже в два, и безнадежно обогнала в свои три. И постепенно не только окружающие, но и мы сами, стали воспринимать Ясмину младшей сестрой. Тем более, что и по характеру она была куда спокойней, послушней, уживчивей. Ксюшка была лидером. Яся — ведомой. Ксю не боялась никого и ничего, Яся опасалась незнакомых людей и слишком пристального внимания, никогда не заговаривала с чужими и тем более никогда им не отвечала, если они сами пытались завязать разговор с красивой девочкой. Старушки у подъезда считали ее не слишком вежливой и плохо воспитанной, а я не спешила исправлять этот недостаток. Целее будет.

Потому что во мне тоже все еще жил страх.

Именно мои страхи подтолкнули Андрея к мысли продать столь ценимую им благоустроенную квартиру и переехать в частный дом подальше от чужих глаз. Тем более что дом, тот самый, где я снимала когда-то комнату, нам очень хотел продать Пашка. Его старая тетка умерла, ставив его наследником, а он подумывал о том, чтобы покинуть город, подавшись к друзьям на север.

Так, спустя три с лишним года, маленькая Яся вернулась в тот дом, где она родилась. Андрей снес все сараи «для отдыхающих», загромождавшие двор, и построил на их месте мастерскую для меня и детскую площадку для наших дочек. И я могла заниматься живописью, поглядывая как девчонки играют во дворе, и не опасаться, что кто-то заметит, как наслушавшаяся «Дюймовочки» Яська опять играет в принцессу эльфов и порхает «с цветка на цветок», а те даже и не думают пригибаться под ее тяжестью.

Об эльфах моя малышка знала все, что только возможно. И даже то, чего уж никак нельзя. Она была слишком непохожа на людей. Она знала, чувствовала, что она другая. И папино объяснение, что это просто такая болезнь, не устраивало ни ее, ни меня. И я ей рассказывала — и о ее первой маме, и о ее заблудившемся в тумане папе, который, даже если когда и объявится, все равно теперь будет ей только вторым. О ее народе. О том, что ее одиночество не бесконечно, что где-то далеко они есть — прекрасные эльвины, существа такие же, как она. Я рассказывала ей о ее мире, я пела ей песни, которые запомнила и пересказывала все эльвийские сказки, которые успела прочитать. И конечно, в моих рассказах ее эльвийский папа был самым замечательным на свете. Разве могла я сказать иное ребенку, для которого встреча с существом «совсем таким же, как она» была самой заветной мечтой?

Но годы шли, а встреча откладывалась. Ясмине было уже пять, когда Борис, перебравшийся в Питер, позвал меня на открытие в этом городе своей галереи. Официальное открытие. Он наконец-то добился признания. И даже права повесить табличку при входе в арендованное им здание: «Галерея Алихановых». Мы ездили всей семьей. Пока я общалась с Борисом и Ириной и «заводила другие полезные знакомства», Андрей развлекал дочерей прогулками по паркам и скверам города. И вечерами в гостинице мне оставалось только шутливо сетовать, что опять у меня — «пьяные квартиры», а у них — осмотр достопримечательностей. И страстно благодарить мужа за то, что он сделал эту поездку возможной. Без него я бы не справилась. Своей старшей дочери я по-прежнему нужна была каждый день.

Домой я возвращалась полная планов. Борис всерьез поговаривал о моей персональной выставке. Мои работы привлекали внимание своей необычностью, в таком стиле не писал больше никто. Меня считали талантливой самобытной художницей. У меня был самый лучший на свете муж, обожавший меня и наших детей. У меня были две самые очаровательные на свете девочки, за жизнь и здоровья которых я наконец-то перестала опасаться. Что бы ни случилось, Яся никогда не обидит сестру, я была в этом уверена. И никому и никогда не позволит заподозрить себя в том, что она вампирша.