Анна Степанова - ПЛЕНЕННАЯ ДУША

Слава с Милой оставались позади, приютившись у разрушенных колонн, в стороне от стариковского жилища. Настороженные, хмуро-молчаливые — впервые за всю долгую дорогу, — они скрывались под пологом своего дара, опасаясь привлечь к себе внимание загадочного здешнего хозяина.

И не зря, как оказалось, прятались!

— Мне думалось, ты не один сюда пришел, — с подозрением высунувшись на стук в дверь, первым делом осведомился старик.

Не торопился он приветствовать гостя: внимательно вглядывался в зимнюю темень; подрагивая крыльями носа, хищно втягивал холодный воздух — выискивал да вынюхивал чужаков.

— Еще двоих я с тобою чуял!.. — повернулся, наконец, к Огнезору, обвиняюще выставив палец.

— Грубые, трусливые варвары! — скривился мастер с деланным пренебрежением. — Довели меня до нужного поворота, но с тропы сходить напрочь отказались!

— Какие дела у тебя могут быть с этими невеждами? — еще больше насторожился здешний хозяин. — Они редко нанимаются в провожатые, а тут — вдруг такое участие!..

— Участие? Скорее уж наоборот, старик! Я ведь совратил да увел их соплеменницу! Небось, спешили от меня, мерзавцы, отделаться! Еще и вслед из своих бород так злорадно ухмылялись!.. С чего бы вдруг, интересно?..

— Кто ж их поймет, дикарей, неотесанных? — тут же тему сменил жрец, засуетился. — Ты входи, в дом входи поскорее! Отдохни, у очага обогрейся…

«Входите-ка, милые детки, садитесь у тепленькой печки…» — пришли на ум Гильдмастеру слова детской страшной сказочки. Что же там было-то дальше? Сам сожрет его добрый старичок али псам своим злющим скормит?..

«Сестрицам дорогим отдаст на поругание!», — ехидно припомнила Лая Таркхемское народное творчество.

Огнезор посмотрел на хозяина с опаской и глубоким сомнением, едва сдержав неуместный смешок. Затем, напоследок оглянувшись, заставил все-таки себя переступить порог неуютного жреческого обиталища.

В неопрятной каморке, как и год назад, стрелял угольками очаг, плюясь искрами на грязный земляной пол; из крохотной темной кухоньки за рваной плетеной занавеской несло прогорклым жиром да зельями; кружилась пыль над ветхими шкурами, укрывающими жесткое ложе… И эта знакомая картина упадка, запущенности одинокого жилища вдруг вызвала в темном мастере отчетливое чувство брезгливости. Безымянный Жрец, и вправду, был стар! Настолько стар, что ему давно уже стало наплевать на самого себя… Опустившийся, дряхлый безумец, одержимый лишь одному ему известной мыслью, — вот кем был их недобрый хозяин! И Огнезор на миг даже усомнился, действительно ли хочет он узнать причину этой стариковской одержимости? Плавное движение руки, скользнувшее из перстня лезвие — и все игры Безымянного Жреца могут завершиться в считанные минуты. Не будет больше раздирающего нервы Зова, канет в забвение страшная ахарская легенда о «крадущем чужие жизни»…

Но слишком соблазнительными казались тайны древности — особенно сейчас, когда подошел к ним мастер так близко! Не любил он отступать от затеянного — а рисковал уже столько раз прежде, что вошло это давно в привычку…

Только жрец знал тонкости ритуала. Без сумасшедшего старика четыре камня навсегда так и останутся камнями…

А потому с любезной улыбочкой опустился Огнезор на скамью у очага, стараясь не замечать сальных пятен да копоти на затертой, грязной древесине. И даже принял из рук жреца кружку какого-то варева с неприятным сивушным запахом. Травки в «чае» Лая быстро распознала, заверив: питье не опасно, разве что захмелеть можно крепко. Но последнего как раз Гильдмастер не боялся: не нашлось еще в этом мире пойла, что б его опьянить сумело! А вот хозяину о сей досадной особенности знать было совсем не обязательно…

— Ну, отдыхай, — тоном доброго дедушки проурчал ему над ухом старик. — Я Храм пока схожу проведаю, масло сменю в светильниках… А после вернусь — поговорим…

— Как скажешь, — расслабленно усмехнулся Огнезор, излучая покой и благодушие.

Но стоило жрецу за дверь выйти, мастер проглотил улыбку. Собранный и очень серьезный, он внимательно осмотрел комнатушку: изучил пучки трав под потолком, порылся в ветхих книгах на полке, откинул крышку вросшего в пол сундука, сдвигая жреческие тряпки в сторону. Под балахонами, штанами да рубахами нашлось и то, что Огнезор искал: поношенные шерстяные чулки, пара длинных крестьянских юбок, серый застиранный чепец, женское белье из грубого полотна… Ахарка такого на себя не напялит — зато имперские поселянки не признают другой одежды, даже в пути, где она неудобна и нелепа. И, судя по немалому размеру, была здешняя гостья то ли полна не в меру, то ль беременна…