Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

Мужчины бород здесь не носили: все были одинаково смуглыми и гладколицыми, и князя привели к подобному же виду, затем облачили в причудливый наряд из кожи, меха и чёрного сукна, а в ухо запустили паукообразную тварь. Чудовищная тарабарская речь стала вдруг понятна ему, но сказать Вранокрыл пока ничего не мог, оставаясь безвольной куклой в руках у Марушиных псов.

А сейчас эта властная женщина с замашками единоличной повелительницы мира требовала от него каких-то слов. Её стройный стан и девичьи-упругую грудь облегал кожаный доспех, а с плеч ниспадал обильными складками белый плащ. Из-под рогатого шлема струились ниже пояса серебристо-белые пряди волос. Вранокрыл уцепился за длинную ногу в высоком сапоге, которую женщина выставила чуть вперёд. Его грубо отпихнули и опрокинули на спину, и сапог встал ему на грудь.

– Человек ты или бессловесная тварь?… Дай ответ!

Вместо языка – плеть.

Вместо слюны – змеиный яд.

– Я… Вранокрыл, повелитель Воронецких земель, – проскрежетал князь. Если бы он мог, он впился бы зубами этой рогатой дряни прямо в промежность. – Убери ногу, баба.

– Это в Яви ты был повелитель, – насмешливо скривились тонкие, покрытые серебристо-сиреневой краской губы. – А это Навь, и здесь ты – никто. Привыкай.

Толстый кнут чёрной игольчатой болью до крови рассёк ему лицо. Над князем склонился длинноволосый тип в чёрном плаще и с украшением из перьев на голове.

– Как ты посмел назвать владычицу Дáмрад?

Его рука в перчатке с длинным раструбом снова занесла кнут для удара, но властный взмах когтистых пальцев пресёк его движение.

– Довольно, Рхумор. Хоть наш гость и грубиян, но следует отнестись к нему снисходительно. Он ещё послужит нам.

Ни одного светильника не было в зале: безжизненный серебристый свет шёл от стен, пола, потолка. Вранокрыл сосчитал: восемь мужчин и одна женщина, которая всеми повелевала. Баба, напялившая штаны и воинственные сапоги, а на голове таскавшая рога от какого-то барана диковинных размеров… Наружность её была бы приятна, если бы не эта маска ледяной надменности, которая превращала её лицо в каменное изваяние. Точёный нос с благородной горбинкой и большие тёмно-зелёные глаза с жёлтыми искорками в глубине казались безупречными, а вот рот подкачал: слишком тонкий и жестокий. И имя странное – не мужское и не женское.

Полоса от удара кнутом горела. Сердце тлело, выталкивая загустевшую от ярости кровь.

«Ты голоден, гость?» – раздалось в голове у Вранокрыла.

Озираясь, князь сел на широкой постели под чёрным балдахином. В роскошно обставленных, но угрюмоватых покоях не было кроме него ни души. Стены излучали лунный свет, в высокое стрельчатое окно заглядывал жёлтый шар Макши – так называлось местное солнце, холодное и мерклое. Впрочем, его света было, по-видимому, вполне довольно здешним растениям для существования, и даже что-то вроде землистого загара появлялось от него на коже. Странный загар – зимний. Руки Вранокрыла приобрели тот же мертвенно-смуглый оттенок, каким щеголяли здесь все. В зеркало он себя не видел, но щупал щетину на подбородке; он выкрутил бы на дыбе руки тому, кто выскоблил ему лицо по местному обычаю. Значило ли это, что князь застрял тут надолго?…

Его ноги утопали в густом мехе: пол комнаты был устлан чёрными шкурами. Какому зверю они принадлежали, князь понять не мог. Таких не водилось в его землях…

«Ежели пожелаешь, тебе будут поданы еда и питьё».

– Кто тут? Кто это? – спрашивал Вранокрыл, обводя взглядом лунный мрамор стен. Невидимка пугал его до мурашек, но князь храбрился, готовый к бою.

«Я – дом, – был призрачный ответ. – Стены, на которые ты смотришь, пол, по которому ходишь, крыша, которая тебя укрывает. Это всё – я. Так ты желаешь есть или пить?»

Князь вжался спиной в подушки. Имей его собеседник людской облик, он мог бы ему что-то противопоставить – не оружие, так хотя бы свои кулаки, но тут… Что он мог сделать пустоте?

– Говорящий дом? – пробормотал он. – Как это так?

«Душу в меня вдохнул мой зодчий, вот как, – снова прозвучало в голове у Вранокрыла. – И сам упокоился во мне, замурованный в стену. Я был его последней песней, после которой творцу можно заканчивать жизнь, ибо вершина достигнута. Я – дворец Белая Скала, таково моё имя, а моя хозяйка – владычица Дамрад».

Дверь распахнулась, и в покои сам по себе вплыл накрытый стол, покачивая краями скатерти. Князь долго не решался подойти, оцепенев от изумления, и издали приглядывался к кушаньям. На золотом блюде возвышались горкой куски жареного мяса, а по краям свисали тёмно-зелёные кожистые листья – должно быть, для украшения; на соседнем блюде свернулась жутковатая птица с мощным клювом и длинной тонкой шеей, запечённая целиком; непонятный зверь в окружении коричневатых плодов наподобие яблок уставился на князя чёрным щетинистым рылом. Вид у мяса был привлекательный, поджаристая корочка жирно блестела, но князь не спешил пробовать: а ну как отравлено?…