Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

В итоге Ива остановила свой выбор на красных сапожках с золотыми кисточками и загнутыми носочками: уж больно хороши! Глядя на её радость, Цветанка начала оттаивать сердцем, будто сквозь сонную пелену туч блеснуло по-весеннему солнце.

Потом Цветанка провожала Иву. Та не могла налюбоваться своей обновкой и с удовольствием скрипела по притоптанному снегу. Если торговец обувью умерял своё любопытство в интересах прибыли, то Ива от таких рамок была свободна.

«Откуда у тебя такое богатство?» – спросила она.

«Работаю старательно», – усмехнулась Цветанка.

«Да ладно тебе! Работает он, – засмеялась Ива. – Вор, поди?»

Цветанка нахмурилась, а Ива вытаращила глаза и замахала руками.

«Я никому не скажу, что ты! Ты славный, собой пригож… Вот только боюсь я за тебя, хорошего такого… Как бы тебя не словили!»

Снова каменная тяжесть придавила сердце. Цветанка остановилась и ласково сжала руку Ивы.

«Пора мне, Ивушка. Дела неотложные, спешу я. Носи сапожки на здоровье, пусть твоим ножкам будет в них тепло».

«Постой… Как найти тебя? – уцепилась за неё Ива. – Хочу всё-таки долг тебе вернуть».

С этими словами она шаловливо опустила пушистые ресницы и зарумянилась, а у Цветанки потеплело на душе. Первый из трёх поцелуев она сорвала с губ Ивы тут же, прямо на улице.

«За остальными приду туда, куда скажешь», – шепнула она.

«Ладно, – также шёпотом ответила Ива, отвечая на пожатие руки Цветанки таким же многообещающим пожатием. – Я у Живены, головных уборов мастерицы, на выучке состою, ремесло перенимаю. Туда ко мне лучше на надо – Живена заругает… Давай на огородах, там сейчас пусто. Знаешь, где капустное поле? Там ещё овражек такой небольшой, ручей и кусты. Вот там завтра после обеда жди меня: тогда мастерица отдыхает, и мне можно отлучаться на часок».

На том они и простились, и Цветанка побежала к Ярилко. Найти его было трудно, но возможно: он не имел собственного дома и обретался на постоялых дворах – то здесь, то там… А вот Жига, казначей братства, держал гончарную мастерскую, хоть это, на первый взгляд, и противоречило воровским обычаям. На самом деле мастерская служила ворам притоном, а в погребе за тяжёлой дверью хранился «котёл» – общие деньги братства. Найти Ярилко можно было и там. Туда Цветанка и устремилась со всех своих заячьих ног.

В жарком переднем помещении домика в обмазанной глиной печи трещал огонь: там сушились горшки, кувшины, корчаги, миски. Худой и необыкновенно длиннорукий мужичок в фартуке, с подвязанными шнурком волосами, сутуло сидел на обрубке бревна и время от времени прикладывался к кувшину с квасом. На Цветанку он даже не обратил внимания, продолжая сонно щуриться на рыжий ободок света, окружавший печную заслонку. На деревянных полках стояли ряды готовой посуды, на вид вполне прилично сделанной. Мужичок по имени Ваба был здесь единственным, кто поддерживал в печи огонь и трудился на гончарном круге; в рабочем помещении имелась дверь, толкнув которую, Цветанка очутилась почти в княжеской палате. Стены пестрели коврами, по лавкам лежали подушки, а стол, как говорится, ломился от яств… В маленькое мутное окошко проникало слишком мало света, и комнату озаряло несколько плошек с огнём, расставленных между кушаньями. Во главе стола в большом троноподобном кресле сидел Ярилко, а точнее, полулежал, навалившись боком на подушку и закинув ногу на подлокотник. На лице его вместе с отблеском от светильников застыло сонно-презрительное выражение пресыщенного вельможи: судя по всему, он был придавлен хмелем. По правую руку от него сидел Жига и с совершенно трезвым видом считал золотые монеты, раскладывая их в стопки. Их блеск отражался в его глазах, придавая его лицу выражение кровавой, ни перед чем не останавливающейся алчности.

«Ярилко, Нетаря сегодня схватили на рынке! – выпалила Цветанка, запыхавшаяся от бега. – На живца поймали…»

Усевшись к столу и стараясь не глядеть на еду и не вдыхать её тошнотворный, выворачивающий голодные кишки запах, она описала человека в чёрном.

«Надо выкупить его, заплатить, кому надо… чтоб его отпустили! – взволнованно частила она. – Ему же пальцы отрубят… или кнутами засекут!»

На лице Ярилко не отразилось и тени каких-либо чувств. Он по-прежнему сохранял надменно-скучающий вид и был ко всему равнодушен.

«А пёс с ним, – изрёк он наконец лениво и медленно, с трудом ворочая языком. – Дурак, раз спалился. Хороший вор этих засланных ребят за версту чуять должен и бежать от них, как от огня. Дурак твой Нетарь. Поделом ему».