Марк Хелприн - Зимняя сказка

– Крошка Лайза Джейн зажгла свечу, а Долли подбросила в печку дров, – сказала Долли, бросив в печь несколько поленьев. Она привыкла говорить о себе в третьем лице. – Через час вода закипит, и мы сварим овощи.

Питер Лейк достал вяленую рыбу и показал, как ее следует нарезать на полоски и скатать в клецки, прежде чем бросить в кипяток. Так вкуснее будет.

Они решили отдохнуть перед ужином и выпили почти всю брагу. Крошка Лайза стянула с себя рубашку, Долли последовала ее примеру. Потом они сбросили с себя юбки. У Питера Лейка голова и так уже кружилась от браги. Крошке Лайзе Джейн было шестнадцать, и количество у нее давно перешло в качество, а Долли казалась еще подростком и, там где не добирала качеством, подкупала свежестью.

Уставившись на девичью грудь. Питер Лейк подумал, что, потеряв одну Анаринду, нашел двух анаринд, и начал стаскивать штаны. Это оказалось не просто. С таким же успехом можно было протащить кавалерийское седло через плетеную краболовку. Освободившись наконец от одежды, он оказался в кровати и нащупал голые ноги девиц. Они лежали в обнимку, сладострастно постанывая и причмокивая. Чем это они там занимались? Он решил проверить, анаринды они или нет, и протянул руку. Обе оказались анариндами, без сомнения, но не обратили на него никакого внимания. Это было удивительно, но, впрочем, все в городе было для него новым и удивительным, так что он решил пристроиться сбоку. Не встретив сопротивления, он несколько раз удовлетворил свое любопытство и вскоре потерял к анариндам всякий интерес. Через час успокоились и девицы, и незадолго перед рассветом вся компания отправилась ужинать. Они молча съели похлебку, завалились на кровать, и, уже теряя сознание, будто сквозь опиумный дурман, Питер Лейк услышал, как Крошка Лайза Джейн сказала:

– Завтра пойдем в Мэдисон-сквер. Вот уж где полно простофиль, так это там.

Сизый сонный дымок наполнил комнату, завис облачком под потолком и неслышно опустился над их мягкой скрипучей кроватью.

На следующее утро Питер Лейк увидел город уже совершенно иными глазами. Впрочем, он менялся день ото дня. Темные, дымные, удушливые сумерки, буйство дождя, кристальная чистота осеннего воздуха, свет и тени сменяли друг друга в призрачном хороводе.

Питер Лейк проснулся очень рано. Девочки все еще лежали под одеялами. Он оделся и быстро вышел наружу в тот самый момент, когда солнце осветило трубы на крыше высящегося над площадью здания. Стоя по пояс в траве, он с интересом разглядывал эту громаду, силясь представить, что же может находиться внутри нее. Никогда в жизни ему не доводилось бывать внутри подобных строений. Ему казалось, что стоит отворить дверь парадной, как перед ним откроется еще один – такой же огромный и такой же необычный – город. Не в силах совладать с собой, он подбежал к ближайшей парадной и распахнул ее дверь, думая, что увидит где-то внизу панораму огромного, занесенного снегом города. Ему в лицо пахнуло затхлостью. За дверью было темно. Он осторожно преодолел лестничный марш (он вырос на болоте и потому привык к тому, что все должно находиться на одной высоте) и оказался на площадке. То тут, то там к лестничным перилам были привязаны веревки. Он решил, что их оставили дети, игравшие в какие-то неведомые ему игры. Темные стены были сплошь покрыты уродливыми царапинами и выбоинами. Это место – без воды, без неба, без песчаных отмелей – показалось ему жутким. Он заставил себя преодолеть еще один марш. Теперь он находился в самом сердце здания, которое больше походило на мрачный склеп. Он уже хотел было повернуть назад, как заметил прямо перед собой странную маленькую фигурку с непомерно большой лысой головой. Ребенку, одетому в грязный черный комбинезон, судя по всему, не исполнилось еще и четырех лет. Он стоял, прислонившись к стене, и сосал пальцы, бессмысленно глядя куда-то в пустоту. Голова и челюсти его то и дело странно подергивались. Питер Лейк сразу понял, что жить этому ребенку осталось совсем недолго, помочь же ему он не мог ничем. Он попятился назад и уже в следующее мгновение вновь оказался на залитой светом улице.

Ребенка оставили умирать в темном коридоре. Разве возможно было подобное на болоте? Здесь же, в городе, было множество мест, с которых можно было упасть и уже никогда не подняться: вечный кошмар, медленная смерть, смерть ни в чем не повинных, несчастных детей, скорбь и утрата. Он запомнил этого ребенка на всю жизнь, реальность же окружающего тем временем вернула его к жизни.