Штаний Люба - В любой гадости ищи свои радости

Хлопнула дверь, и, обернувшись, я увидела Алехандро с кристаллом, которым он вчера увеличивал книгу. Последний горбун держал за цепочку на вытянутой руке. Слабого свечения, исходившего от камня, оказалось достаточно, чтобы отодвинуть темноту на пару метров. В призрачном мерцании частью разукрашенное, частью гниющее лицо смотрелось ещё более отталкивающе, чем раньше. Жу-уть…

Если бы я увидела это впервые, точняк ломанулась бы куда глаза глядят, снеся дверь, а может и стену. Но сейчас только отступила назад, отметив про себя, что, судя по тому, как уверенно кошмарик двинулся куда-то влево, он здесь уже бывал.

Через полчаса в самовольно занятом домике уже полыхал костёр. Как оказалось, у одной из стен была сложена основательная груда хвороста и поленьев, на наше счастье сухих. Видимо, здание это служило чем-то вроде перевалочного пункта, потому что кроме дров в длинном, освещённом неверным светом костра помещении, нашелся так же запас сена и гладкая перекладина у дальней стены. Судя по следам навоза около неё, там привязывали лошадей. И, если учесть интенсивность запаха, совсем недавно.

Обнаружив эту ароматную деталь, я глянула на Алехандро и с удивлением обнаружила, что он как-то подозрительно задумчив. Но рычать, показывая, что привязывать меня к палке — плохая идея, не пришлось. Горбун криво ухмыльнулся и кивнул на костёр.

— Иди к огню, скотинка. Околела, наверное, в реке-то. Погрейся уж Я осторожно подошла, скрипя сердце позволила снять с себя поклажу и улеглась на утрамбованную землю. То, что ладони у уродца очистились от язв, откровенно радовало. Будь иначе, вряд ли я после сегодняшних злоключений выдержала ещё и испытание прикосновениями Алехандро. Как бы его целиком ‘покрасить’? Может.

За мечтами о несбыточном я пригрелась, расслабилась и как-то незаметно меня сморил сон….

Яркое рыжее солнышко весело светило с чистого безоблачного неба. Я огляделась и не смогла сдержать улыбки. Красота…

Между высокими деревьями во все стороны разбежались извилистые аккуратные дорожки, выложенные фигурной золотисто-бежевой брусчаткой. Земля, укрытая цветочным ковром, дышала счастьем. Парк пронизывали сотни косых лучей, пробивавшихся сквозь ажурные кроны. Всё вокруг было пропитано упоительной радостью…

Перед лицом порхали огромные радужно-яркие бабочки. Крохотные птички вразнобой чирикали на ветках. Сосредоточенные и деловитые, кружили над землёй лохматые шмели. Стремительно проносились мимо стрекозы, а лёгкий ветерок обдавал щёки ласковой прохладой.

Я шла по дорожке, наслаждаясь волшебным сном. Как чудесно снова чувствовать себя человеком!

А чувствовать себя человеком в любимом брючном костюмчике, вообще, сказочно-прекрасно.

Уютные беседки и удобные, даже на вид, лавочки так и манили, но отчего-то я всё шла, и шла, и шла. Шла пока впереди не показалась площадь. Странная такая… Будто идеально круглый блин из белого камня. От тропинки к её краю вели три широкие ступени.

Смутное беспокойство шевельнулось в груди. Остановившись, я неуверенно посмотрела на площадь, которая, хоть и довольно далеко, но явственно виднелась в просвете между деревьями. Не хочу туда. Решительно развернувшись, я торопливо потопала прочь, чтобы уже через десять минут снова оказаться перед ней. Чёрт!

Раза три я уходила и каждый раз, как ни старалась выбирать прямые дорожки, как ни следила за направлением, в конце концов упиралась в полукруглые снежно-белые каменные ступени.

Медленно, но верно мой сказочный сон превращался в кошмар. Уже не радовали цветы, бабочки, тут и там умиротворяюще журчащие фонтанчики. Жужжание шмелей раздражало. Мелькающие мимо стрекозы пугали. Когда на дорожку из-под куста пышно цветущего жасмина выпрыгнул пушистый кролик, я попросту шарахнулась от него, едва не завизжав в голос.

Всё! Хватит! Это уже слишком!

Глубоко вздохнув, я сжала кулаки, расправила плечи и, вздёрнув подбородок, решительно обошла ушастого зверя. Когда впереди показались ступеньки, я вместо того, чтобы развернуться, не сбавляя скорости, направилась к ним.

Злая и раскрасневшаяся я буквально вылетела на круглую искристо-белую площадь. Отражённый от её стеклянисто-гладкой поверхности солнечный свет резал глаза, но я упрямо смотрела на женщину, снисходительно-издевательски улыбающуюся мне. Она сидела на массивном, не отягощённом резьбой или украшениями, каменном троне, стоящем на возвышении в центре.