— Я просто подумал, что лучше: сидеть тут и ждать, пока меня пристукнет Малинго, или, благо есть предлог, самому пойти искать, неприятностей?
Стегоман с минуту поразмыслил, потом погромыхал своим зубчатым гребнем.
— Боюсь, что ты прав. Сидючи тут, ничего хорошего не дождешься. Но как ты собираешься выбраться из этих глухих стен?
— На звонкой рифме. Поэзия загнала меня сюда, она же и вызволит.
Он смолк, собираясь с мыслями. Дракон не сводил с него глаз. Мэт начал:
Вот сидит девица в каменной темнице
И коса ее при ней, а не на улице.
Было б интересно к ней присоединиться,
О том о сем поговорить — глядишь,
Чего и сбудется...
Он хотел было перейти ко второй строфе, но тут дракон гаркнул:
— Берегись!
Мэт едва уклонился от огненного залпа, недоумевая, что могло разозлить Стегомана.
— Я что-то не так сказал?
— Нет, только собирался сказать. Ты чуть было не исчез отсюда!
— Правильно. Мы же все обсудили и приняли решение.
— Ну да. Решили, что тебе больше по вкусу бросить вызов слепой судьбе, чем видеть тут и дожидаться погибели. Все так. Но неужели ты думаешь, что драконы любят такие тесные и нездоровые помещения больше, чем люди?
— О! — Мэт хлопнул себя по лбу. — Прости, я, кажется, немного поторопился.
— Да, и чуть было не избавил меня от своего общества.
— Понимаю твою точку зрения. — Мэт смерил взглядом напряженную морду дракона. — Мне надо выпустить тебя первым. Куда бы тебе хотелось?
— Куда угодно, лишь бы место было открытое.
— Значит, равнина. — Мэт закатал рукава. — Как насчет равнины с ручейком?
— С ручейком, с речкой, с болотом, мне все едино. Лишь бы выбраться отсюда.
Мэт кивнул и завел классическое:
Берег заросший и дикий —
Розы, цветочные чащи.
Что же, дракон уходящий, —
Нюхай чабрец, и гвоздики.
Там ни тревог, ни потери,
Заросли роз — эглантерий.
Фиалки цветут в постели —
Шкура вздохнет на теле.
Ветер благоуханный
Пей, Стегоман, устами —
Вот он, удел желанный
Тех, кто в тюрьме устали...
Глухо и тяжело стукнуло, и Мэт остался один в камере, только пламя гигантской свечи накренилось от порыва ветра. Мэт глубоко вздохнул, уже чувствуя, как стягиваются вокруг неведомые силы. Сейчас он более чем когда-либо был уверен, что они подчинятся его словам.
Он подумал мельком, зачем это ему надо было класть в постель дракону фиалки и заставлять его пить ветер устами? Большого смысла в этом он не видел, но раз поэт счел нужным написать так, не Мэту его судить.
Однако сейчас на повестке дня стояло другое — стишок про узницу.
Вот сидит девица в каменной темнице
И коса ее при ней, а не на улице...
Силы собирались вокруг — как статическое электричество к громоотводу. Вот-вот проскочит искра.
Было б интересно к ней присоединиться,
О том о сем поговорить — глядишь.
Чего и сбудется...
В ощущении силового поля было теперь даже что-то зловещее. Мэт подумал: а что, если, стянув к себе такие мощные силы, он не сумеет найти императив, повелительную формулу, русло для разрядки магического поля?
Что, в самом деле, прицепить к этому стишку в качестве ударной фразы? А?
На счастье или на беду
Сейчас сквозь стенку к ней пройду!
Беззвучный взрыв потряс темницу, пол вырвался из-под ног Мэта, огромная рука подхватила и тут же отпустила его. Он огляделся, тяжело дыша, обливаясь потом, — и увидел принцессу.
Девушка была самой красивой из всех, кого видел Мэт: чистое, бледное личико, тонкие арки бровей над огромными голубыми глазами с пушистыми ресницами, прямой, чуть вздернутый носик, пухлые алые губки и волны золотых волос, струящиеся по плечам и по высокой груди.
И это без ванны и без соответствующего костюма! Грязные порыжевшие лохмотья, облачавшие ее, были, вероятно, когда-то длинным платьем со шнуровкой и с узкими рукавами, выглядывающими из других — широких, свободных.
Принцесса смотрела на него в упор, как бы пытаясь сообразить, кто это — ангел или демон. Мэт решил сразу ее просветить.
— Привет. — Он сумел беззаботно улыбнуться. — Я — здешний новый маг. А вы, должно быть, принцесса.
Ее глаза сверкнули, и она поднялась с низкого кресла движением львицы, завидевшей газель.
— Вы — маг? Это правда? Вы меня не обманываете, сэр?
Читать дальше