Тимофей Печёрин - Душа неприкаянная

— К сожалению, да. Один из людей гильдии работает на графского дознавателя. И по его милости я попала на виселицу. И если бы не этот храбрый человек, — разбойница кивнула в сторону Вилланда, — мы бы здесь сейчас не разговаривали.

— На графского, значит, дознавателя, — изрек в ответ Манус, — что ж, не новость для меня это, не новость. Даже мы не свободны от подданства ни его сиятельства, ни его величества. И вынуждены исполнять долг перед ними по мере скромных наших сил. Не то кому б мы тогда нужны были? Давно бы нас переловили да перевешали.

А немного помолчав и подумав, глава гильдии добавил:

— Впрочем, я кажется, знаю, кто под монастырь тебя подвел. Киф… чертов пройдоха. Вот уж кто спелся с графскими ищейками! И как раз на прошлой неделе отпросился у меня. Вроде как родителей навестить в каком-то захолустье. А вернулся… да только что, буквально! Незадолго до вас. Эй, Ки-и-иф, черт тебя подери!

Последнюю фразу Манус уже выкрикнул. В ответ одна из портьер отодвинулась, и в комнату вошел неприметный человек в сером плаще.

Как ни старался этот Киф быть незаметным… но, по крайней мере, я его узнал. Именно он, похожий на крысу, вздумал поживиться за счет Вилланда в «Пьяной овце». Ничего не скажешь, удачное совпадение.

— Да! Это он! — воскликнула Эдна, тыча в неприметного человека пальцем. А Киф при виде ее как-то стушевался, попятился. Точно привидение увидел.

— Киф, — строгим тоном обратился к вошедшему Манус, — я знаю… да и не только я, что ты, продажная шкура, работаешь на ищеек его сиятельства.

— Работал, — поспешил уточнить вор, — деньги не пахнут.

— Это да, — кивнул, словно согласившись, глава гильдии, — но есть не одно, а целых два «но». Во-первых, ты редко делился с гильдией. Все больше в карман к себе клал.

— Просто дознаватель платил не всегда, — себе в оправдание отвечал Киф, — угрозами брал все больше.

— Ну, допустим, — снова кивнул Манус, — тогда слушай второе «но». Из-за тебя чуть не казнили эту прелестную девушку. Возлюбленную рыцаря-разбойника. А рыцарь-разбойник, чтоб ты знал, друг всей нашей гильдии. Некогда сильно нам подсобил. И дружба… напоминаю тебе… она дороже всяких денег.

Не без удовольствия я наблюдал, как без того бледненькая востроносая физиономия Кифа совсем уж побелела. И как подрагивали стиснутые пальцы рук. Боится, сволочь! Сразу видно, что боится.

— И что теперь? — пробормотал он вполголоса.

— Как что? Наказание! — не промедлил с ответом предводитель гильдии воров, — а искупить свою вину перед всеми нами ты можешь только одним способом. Выясни, когда инквизиторы собираются сжечь на костре алхимика по имени Аль-Хашим.

— Но… как? Откуда? — вскричал Киф со смесью страха и возмущения.

— Это уже твои заботы, — тоном, не терпящим возражений, отрезал Манус, — на то оно и наказание. Ты же не рассчитывал, что за проступок твой я тебя целого барашка жареного съесть заставлю? Или поросенка? А теперь ступай. Не то вякнуть не успеешь, как вылетишь из гильдии. И следующим, что ты сможешь невозбранно украсть, будет кость у бездомной собаки.

Мутный старческий взгляд главы гильдии сделался тяжелым, как у удава. Киф отступил под этим взглядом; попятился, покидая кабинет. И успел оступиться целых два раза.

При виде такого зрелища никому из нас троих и в голову не могло прийти посчитать это наказание излишне мягким.

Но вот выполнять заведомо невыполнимое задание Киф не бросился. И хотя после кабинета Мануса ноги понесли его к Собору, но совсем с иной целью. Незадачливый клеврет покойного дознавателя прикинул расклад. И понял, что возврат в гильдию отныне ему заказан — по крайней мере, мирным путем. Самым же разумным вору-изгнаннику показалось напоследок отомстить предводителю. Этому старому самодуру и ханже.

Движимый такими, отнюдь не праведными, устремлениями Киф напросился к настоятелю Собора. На внеочередную исповедь. Где выдал все, что знал о планах предводителя гильдии.

А начал Киф с подобающего вступления.

«Дьявол овладел душой Мануса, — зловеще шептал он, — слишком долгую и греховную жизнь он прожил. Слишком мало времени посвящал молитве и покаянию. И теперь… по наущению врага рода человеческого задумал Манус пойти против самой Церкви. Да в придачу затянуть в этот омут греха всю гильдию».

На вопрос, собственно, о грехе Киф сообщил не только о намерении Мануса спасти еретика от заслуженного возмездия. Этих еретиков, вдобавок, со слов изгнанника, было несколько. Не забыл он и украсить свой рассказ кое-какими выдумками. О Черной Мессе, что будто бы совершалась в эльвенстадских катакомбах — владениях гильдии воров. О разнузданных оргиях и кровавых жертвоприношениях с поеданием детей.