Юлия Набокова - VIP значит вампир. (Трилогия)

Она родилась в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году в Петербурге. Беатой ее нарекла мать, полька. От отца ей достались артистическая фамилия, выразительные черные глаза и непокорные вьющиеся волосы. От матери – точеная фигура и поразительная воля. Именно благодаря ей Беата в восемнадцать лет стала балериной Мариинского театра, а через год – уже примой. На дворе был тысяча девятьсот четвертый. Старый мир доживал последние дни, а Беата, что стрекоза из басни, танцевала и напевала романсы, не зная, что и сама стремительно несется к пропасти. Выходя на сцену Мариинки, она мечтала попасть в историю, сохранить свое имя в вечности, но даже и представить не могла, что застрянет в этой вечности на десятки лет…

Ее красота, очарование юности, взрывной темперамент, природная грация и талант к перевоплощению стали для нее приговором и одновременно пропуском в новую жизнь. Легендарные дети ночи, о существовании которых она и не подозревала, любили искусство и были завсегдатаями театра. Один из них, красивый брюнет с седыми висками и льдисто–серыми глазами, который, несмотря на свою импозантность, отчего–то внушал ей ужас, однажды подкараулил ее после постановки морозным зимним вечером…

По иронии судьбы воскресенье 9 января, которое стало роковым для Беаты, вошло в учебники истории как Кровавое воскресенье. Общественный и политический хаос, захлестнувший Россию, совпал с ее личным концом света. Но сначала пролилась кровь Беаты, а уже наутро – кровь четырех сотен рабочих, женщин и детей, шедших под руководством попа Гапона к Зимнему дворцу. В бреду балерина слышала выкрики толпы и отдаленные выстрелы. Пока Беату, метавшуюся на влажной постели, ломало от проникшего в кровь вируса, на улицах Петербурга звучали выстрелы, росли баррикады и водружались красные флаги. Неистовая толпа крушила оружейные лавки и магазины…

Беата вышла из дома на третий день и не узнала привычный мир. Мир изменился, изменилась она. Но жизнь продолжалась. Город зализывал раны и готовился к новым, еще более серьезным потрясениям, Беата училась жить заново и разучивала новую партию. Прежде она танцевала романтичную Раймонду и задорную Китри, дочь хозяина кабачка в «Дон–Кихоте». Сейчас ей доверили Спящую красавицу и Одетту–Одилию. Мертвенно–бледная, болезненно–хрупкая, с лихорадочно горящими глазами, она великолепно вжилась в эти роли, она танцевала со всей страстью, на которую была способна. Времени у нее было еще меньше, чем у других балерин. Пройдет несколько лет, и ей придется подыскивать другой город, другой дом и другое занятие. А пока пасмурный зимний Петербург был заботливым другом для юной вампирши. Тучи, раскинув над городом свой плотный покров, надежно защищали от слабых зимних лучей солнца. Беата продолжала бегать на дневные репетиции и по вечерам блистала на сцене.

У нее не было недостатка в поклонниках и в свежей крови. Беата умела сдерживать свою жажду и никогда не причиняла зла тем трепетным студентам и дородным меценатам, которых влекло за кулисы. Она была осторожна и хранила свою страшную тайну на дне глубоких черных глаз, чем еще больше манила к себе новых и старых поклонников. О ней распускали невероятные сплетни, но ни одна из них в своей фантасмагоричности и чудовищности не могла сравниться с правдой. Ее жизнь была полна событий – балет, артистические вечера в новомодной «Бродячей собаке», съемки в немом кино. Режиссерам полюбились ее манящий взгляд и говорящий язык тела, поэты воспевали ее тонкий стан и черные очи.

На ночных «средах» и «субботах» в «Бродячей собаке» она встретила немало кровных братьев и сестер и перестала чувствовать себя одинокой. Кабаре стало ее приютом, ее отрадой и ее изысканным меню. Здесь собиралась разношерстная публика, основу которой составляли люди искусства. И такое общество было по вкусу Беате и ее сородичам. Кровь поэтов вливалась в ее губы вместе со стихотворными рифмами и завораживающими образами. От мягкой романтики акмеистов кружилась голова, Беата чувствовала себя влюбленной и взбудораженной. От заоблачных миров, в которые уносила кровь символистов, перехватывало дыхание, а их потусторонние откровения и мистические намеки забавляли ее. Возвращаясь от нее с ранкой на локте и с затуманенным взором, они продолжали грезить о мистических событиях и воплощать их в стихах. Слушая очередные стихотворные строки, Беата загадочно улыбалась, думая о том, что была их музой и отчасти соавтором. А вот дерзкие новаторства футуристов тонкая натура Беаты не переваривала. Их «самовитые» словечки, их шокирующие эксперименты над языком, насмешки над классикой и скандальные выходки, кипевшие в крови, становились комом в горле. Отведав крови одного из этих поэтов, всегда сдержанная вне сцены Беата буянила всю ночь и ругалась, как портовый грузчик. Она повторила свой опыт лишь однажды – когда ей хотелось забыться и почувствовать свободу.