Юлия Набокова - VIP значит вампир. (Трилогия)

— Вацек! Что ты делаешь? Вацек! Да что же ты…

Он медленно обернулся, чувствуя, как горячей струйкой стекает с губ чужая кровь, и отчетливо понимая, каким чудовищем он выглядит сейчас в глазах Эвелины. Бледная, наспех одетая, запыхавшаяся, она стояла в нескольких шагах от него, и ее голубые глаза стремительно наполнялись страхом и отвращением. Наверное, если бы ему в самое сердце вонзили осиновый кол, ему было бы не так невыносимо больно, чем смотреть в глаза Эвелины, в душе которой поднималось омерзение к нему. А еще трудней было сдерживать жажду, которая, получив лишь глоток необходимого, теперь требовала продолжения, застилала глаза красным туманом, бешено пульсировала в висках, требуя крови. Крови Эвелины. Такой любимой, такой желанной. Искусительный запах ее крови сочился сквозь кожу, как духи из опрокинутого флакона, совершенно сводя Вацлава с ума.

Он сделал шаг к жене, но она торопливо отскочила назад.

— Не подходи ко мне! — вскрикнула Эвелина, глядя на него с невыразимым ужасом. И, нащупав на шее крестик, выставила его для защиты. — Я сейчас закричу!

За спиной Вацлава послышался тихий стон и падение тела, это Франтишек, утолив жажду, бросил девушку, как пустую бутылку. А потом мимо промчался вихрь. И вот уже Франтишек отрезал Эвелине путь, не давая скрыться.

— Чего ты ждешь? — крикнул он Вацлаву и с беспокойством оглядел кусочек дороги между закрытыми на ночь торговыми лавками. Сюда выходило два переулка, и с каждой стороны могли показаться поздние прохожие или ночной патруль, безуспешно выслеживающий Мясника. — Она не оставила нам выхода. Ты должен сделать ее одной из нас.

— Такой, как вы? — Эвелина содрогнулась от отвращения. — Лучше умереть!

Она была так искренна в своем порыве, что Вацлав с безнадежной тоской понял: Эвелина не примет жизнь вампира, не сможет жить так, как он. Глупо было даже надеяться на это.

— Быстрее, пока здесь никто не появился! — Франтишек нетерпеливо подался к Эвелине, но не успел ее коснуться — Вацлав бросился между ним и женой и одним ударом отшвырнул приятеля на несколько шагов. Толстая каменная стена дома, о которую ударился Франтишек, дала трещину — таким сильным вышел удар.

— Беги, Эви! — Вацлав обернулся к смертельно бледной жене. — Уходи! Быстро!

Эвелина испуганно попятилась, путаясь в подоле длинного плаща.

— Что ты творишь?! — яростно прогремел Франтишек, поднимаясь с мостовой. — Ты не можешь дать ей уйти!

Эвелина, вскрикнув, кинулась в темноту ночи и скрылась за углом дома. Франтишек бросился на Вацлава грудью, и они схлестнулись в ожесточенной схватке. Бывшие приятели в один миг сделались смертельными врагами. Теперь каждый из них отстаивал свое: Вацлав — жизнь Эвелины и ее право остаться человеком, Франтишек — свою безопасность и безопасность всех вампиров, которым могла повредить Эвелина, ставшая опасной свидетельницей. Они дрались насмерть. В глазах Франтишека Вацлав видел гибель Эвелины и понимал, что приятель не оставит ее в покое. Только смерть Франтишека отведет угрозу от Эвелины, только в этом случае она сможет скрыться, навсегда уехать из города и начать новую жизнь. Вацлав поможет ей в этом, хотя разлука с женой разобьет ему сердце. Но лучше уж жить с разбитым сердцем, зная, что Эвелина где–то счастлива без него, чем вопреки ее собственной воле сделать ее вампиром и раскаиваться в этом всю оставшуюся ему вечность.

Противники не уступали в силе друг другу, бой шел на равных, уже пролилась первая кровь — кровь Вацлава, которая, попав на мостовую, почти сразу смешалась с кровью Франтишека.

— Глупый! — зарычал Франтишек, сбив его с ног и прижимая к земле. — Подумай сам: всем только будет лучше, если Эвелина станет вампиром. Разве ты ее не любишь? Разве не хочешь прожить с ней еще сотни лет?

Слушать это было невыносимо. Слишком велико было искушение поверить Франтишеку и забыть о непритворном ужасе в глазах Эвелины. Поэтому каждый удар — все сильнее, яростнее. Никакой жалости к противнику, ведь в уме уже подписан смертный приговор. Осталось только привести его в исполнение…

Но внезапно слух вампиров различил далекий мучительный крик, оборвавшийся на высокой ноте, и почти сразу же ночной ветер принес с собой острый запах крови, от которого у Вацлава померкло в глазах. Это была кровь, вкус которой снился ему ночами. Кровь Эвелины, аромат которой был сейчас запахом ее смерти. Сметя Франтишека с пути, Вацлав бросился вперед по кривой улочке, молясь о том, чтобы успеть. Один проулок, второй, третий… Запах крови Эвелины, казалось, пропитал воздух. Однажды Снежинка разбила флакон духов, и в спальне стало нечем дышать. То же самое Вацлав чувствовал и сейчас. Только теперь нечем дышать стало во всей Праге. С каждым мгновением запах становился все гуще, а воздух словно делался плотней — его приходилось разрывать, чтобы не замедлять бега. Еще один поворот — и Вацлав захлебнулся от вязкого аромата крови, которая пропитала платье Эвелины. Какой–то человек прижимал его жену к глухой стене дома — Вацлав отшвырнул его от Эвелины, одним движением сломав ему шею, и бросил на мостовую так, что хрустнули все другие кости. Из руки мертвеца выпал окровавленный нож. Вацлав повернулся к жене и увидел, как она сползает по стене на землю.