Юлия Набокова - VIP значит вампир. (Трилогия)

Солнечный луч обжег плечо и, повернувшись к окну, я быстро задернула плотные шторы. Так–то лучше. Красный цвет перестал резать глаза, и нарисованные пальмы на стенах вновь стали зелеными.

Внезапно затрезвонил Ленкин мобильный, выдавая мелодию из «Секса в большом городе». Я выжидающе уставилась на подругу: уж такой трезвон и мертвого поднимет. Однако Лена даже не шелохнулась. Интересно, я теперь тоже так крепко сплю? Так и бабулю напугать недолго, когда она у меня на ночь останется. Вздумает старушка разбудить внучку среди ночи — а та в полной отключке!

Мобильный все звонил и звонил, вибрируя и танцуя на стеклянном столике, на котором его вчера оставила Лена. Он уже почти добрался до края. Я невольно шагнула к столу и поймала золотистый корпус прежде, чем он коснулся пола. Ронять легендарный «Верту» на пол — преступление, и я не могла остаться равнодушной. На экране светилась надпись «Папа». Я с любопытством взглянула на фотографию, сделанную мобильным. Ленин отец стал еще интереснее и импозантнее с тех пор, как я видела его в последний раз. Только взгляд, пронизывающий, колкий, остался прежним. Помню, в детстве я старалась не встречаться с высоким элегантным мужчиной глазами. А сейчас и Лена переняла этот взор и научилась вскидывать глаза так, словно метала в тебя дротики. Я вздрогнула и чуть не выронила голосящий телефон из рук. Пришлось схватить его покрепче. Звонок внезапно пропал, а в комнате зазвучал взволнованный голос:

— Лена, ты что, спишь? Почему не берешь трубку? Я уже начал беспокоиться!

Я растерянно покосилась на Лену — та по–прежнему спала.

— Елена! — настойчиво повторил Громов, повышая голос. — Почему ты молчишь? Ты что, опять напилась до невменяемости?

Так вот почему Ленка дрыхнет без задних ног! Видимо, алкогольный сон для нее не редкость. Раз уж даже отец про то знает. Не зря мне показалось, что Лена весьма уверенно открыла бутылку шампанского, — видно, опыт у нее в этом имеется существенный. Решившись, я поднесла трубку к уху. Как же его зовут–то? То ли Василий Владимирович, то ли Владимир Васильевич. Столько лет прошло, я уже и не помню точно. Зато помню, он жутко бесится, когда его отчество путают.

— Владимир Васильевич, — сказала я, — это Жанна.

— Вообще–то Василий Владимирович, — холодно поправил он. — Здравствуй, Жанна.

— Ой, простите, — запнулась я.

— Что там с Еленой?

— Спит, — доложила я.

— Понятно, — хмыкнул он. — Я к вам сейчас приеду. Ты уж постарайся ее привести в чувство к моему появлению.

Громов отключился, я вернула телефон на столик и заметила на ладонях бурые пятна, будто перед тем, как провалиться в сон, я испачкалась в гранатовом коктейле.

— Лена, — громко окликнула я, шагнув к дивану, — вставай. Твой отец сюда едет.

Еще шаг, и нога ступила во что–то мокрое, носок насквозь пропитался влагой. Я поскользнулась и рухнула на пол. Руки, выставленные от падения, проехали по влажному полу, и в нос ударил запах крови. Я развернула дрожащие ладони — они были красными. Как и мои джинсы, как водолазка, как промокшие насквозь носки.

Я закричала, но голоса не было. В горле снова заворочался морской еж, и, казалось, его иглы мгновенно увеличились до такой длины, что пронзили и виски, и живот, и самое сердце. Стоя на коленях на полу, я нащупала рукой чистое место и попыталась встать на ноги.

Мне надо было увидеть своими глазами. Убедиться в том, что…

Лена была мертва.

Я не видела ее запрокинутого лица, но не могла отвести взгляда от страшной, во всю шею, раны на горле. Кожа разошлась в стороны, но крови не было. Потому что вся кровь была вокруг — на алом шелковом Ленином халате, покрытом багровыми пятнами, на когда–то кремовой обивке дивана, на мокром от крови ковре, на котором я спала, на полу, на стенах, даже в аквариуме. А еще на мне. На моих руках, на моей одежде, на моих спутанных волосах. И отвратительнее всего было то, что кровь на одежде уже высохла. Все выглядело так, словно я сама, своими руками, прирезала Ленку, а потом спокойно завалилась спать на влажный от крови ковер.

Словно невидимый боксер ударил меня в живот, я согнулась пополам, и меня вывернуло наизнанку. Кровью.

Не может быть… Я же выпила вчера только бокал этого злополучного «Гранатового браслета»! А кровищи столько, как будто я опорожнила весь кувшин.

Но не могла же я сама…

Трясущимися пальцами я задрала водолазку и нащупала замочек пирсинга со Слезой Милосердия. Вот же она, на месте. И я ее не снимала. Я точно знаю!